Нет ничего удивительного в том, что у них такая большая свита, думала Гудрид, вспоминая то сопровождение, в котором когда-то ехал на тинг Карлсефни, когда они впервые увидели друг друга. Ей казалось теперь, что с тех пор она прожила несколько жизней.
Они останавливались в пути, ночуя без палаток, прямо под открытым летним небом. И каждая ночь с Карлсефни, в спальном мешке, без детей между ними, была словно впервые. У Карлсефни было много времени, он никуда не торопился и долго советовался с Гудрид, рассказывая ей обо всех делах. Давно уже Гудрид не чувствовала себя такой радостной и взволнованной. Как же она была глупа, когда думала, что муж ее уже не ждет от нее советов в том, что касается их обоих!
И хотя на этот раз они подъехали к Площадке тинга с восточной стороны, она сразу же узнала эти места. Площадка была окружена расселинами, обширными пастбищами, густыми лесами, а вдали сверкали на солнце воды фьорда. Единственно новым в этих местах была теперь чудесная деревянная церковь, воздвигнутая королем Олавом прямо посреди березовой рощицы.
Словно бы она посещала альтинг каждое лето, Гудрид сразу же занялась очагом и дровами, а люди Карлсефни тем временем расстелили на их столе парусину. У нее были в помощницах две служанки, и она прихватила множество снеди, так что она приготовилась сытно кормить свиту, пока будет длиться тинг.
На торжественном открытии тинга она увидела епископа Бернхарда Книжника, который вместе с другими священниками и законоговорителями сопровождал хёвдинга. И когда люди с севера проскакали мимо, она вновь обратила свой взор к Карлсефни, который явно выделялся среди других и обликом, и одеянием. Пояс так же стягивал его тонкую талию, как и четырнадцать лет назад, а лицо его было для нее еще дороже с тех пор, как он стал ее мужем. У них родилось два славных сына и, может, будет еще много детей…
Внезапно Гудрид охватила такая неизъяснимая печаль, что она ощутила себя беспомощной и потерянной. И хотя с синего неба по-летнему светило солнце, она поплотнее закуталась в плащ, надвинув на лицо капюшон, чтобы скрыть от любопытных взглядов залитое слезами лицо. Ее окружали незнакомые женщины. А все соседки из Скага-фьорда были столь тяжелы на подъем, что до сих пор еще взбирались на Площадку тинга по косогору.
Вдруг Гудрид почувствовала на своем плече чью-то руку и услышала низкий, звучный голос:
– Ты чем-то опечалена, Гудрид дочь Торбьёрна?
Гудрид поспешно обернулась и увидела перед собой женщину в богатом наряде, старше ее по возрасту; темно-синие глаза ее, под изящной дугой тонких бровей смотрели озабоченно. Кожа ее потемнела от лет, но прекрасные глаза и точеное лицо были все теми же, как и четырнадцать лет назад.
– Спасибо за участие, Гудрун дочь Освивра, – учтиво молвила Гудрид. – Наверное, это солнце напекло…
– Ты даже помнишь мое имя, – сказала Гудрун. – Я направлялась к тебе, чтобы поговорить, и увидела, что тебе нехорошо.
Гудрид незаметно провела рукой по щекам, смахивая слезы, и в изумлении взглянула на другую женщину.
– Ты хотела поговорить со мной? О чем? О, я хотела сказать, что для меня это большая честь…
– Я скажу тебе об этом, если ты расскажешь прежде, что тебя так опечалило, – улыбнулась ей Гудрун. – Мы можем сесть поблизости и поговорить, пока мужчины откроют тинг, – и она указала на большие валуны, лежащие прямо посреди цветов. – Вон там!
Гудрид сняла плащ и села на один из валунов, расправив юбку:
– Мне взгрустнулось, но это не столь важно. Я думала, как было бы хорошо, если бы мой отец узнал, что я вернулась в Исландию, что я замужем и у меня двое сыновей. Он бы порадовался этим вестям.
– Люди говорят, что ты долго не жила в Исландии. Почему же ты так радуешься своему возвращению? – нетерпеливо продолжала Гудрун дочь Освивра. – Мне хотелось узнать у тебя, что значит так много путешествовать по белу свету? Ты отважная женщина.
– Да, я много путешествовала, – просто ответила Гудрид. – Но когда я впервые покинула Исландию, это было против моей воли, и мне всегда хотелось вернуться домой. Я отсутствовала одиннадцать зим.
– Но если ты уехала отсюда так давно, ты, должно быть, была еще совсем ребенком, – медленно проговорила Гудрун. – И значит, ты только слышала от других мое имя.
– В то последнее свое лето в Исландии я как раз приехала на альтинг. Мне было тогда пятнадцать зим. И я хорошо помню, что видела тебя.
– Да, когда мне было пятнадцать зим, я уже вышла замуж… Меня выдали за человека, которого я терпеть не могла. Ты знала об этом?
– Да, – ответила Гудрид. – Но, похоже, потом тебе все-таки улыбнулось счастье… Люди говорят, что Торкель сын Эйольва славный человек.
– Да, мне повезло, когда я встретила Торкеля, – улыбнулась Гудрун, – он сделал меня богатой. И у нас с ним родился чудесный малыш. В этом году Гилли впервые приехал на альтинг вместе с отцом и сводными братьями, и поэтому мне захотелось поехать с ними. И если ты знаешь обо мне так много, то тебе, наверное, известно и то, что я когда-то любила Кьяртана сына Олава, а он – меня… Когда он пришел ко мне и сказал, что собирается уехать в дальние страны, я просила его взять меня с собой. Больше всего в жизни я желала одного – взойти вместе с ним на корабль и уплыть подальше отсюда! Но он… он сказал тогда, что мне придется остаться с отцом и братьями, которые только и делали, что ссорились друг с другом. Я так разозлилась на него тогда, когда он ответил мне отказом, что никогда потом не простила ему этого. Вспомни об этом, если услышишь, что люди говорят обо мне плохо.
Гудрид было возразила, но Гудрун уже махнула ей на прощание своей изящной загорелой рукой и сказала напоследок:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131