Гудрид улыбнулась и поцеловала его, но в то же время она чувствовала, что в душе ее остался осадок. Никогда больше она не порадуется тому, что Карлсефни решает за нее, что он заботится, чтобы ей было лучше.
Гудрид попросила Арнкеля поехать с ней в Ванскард и взяла с собой Снорри – чтобы сын ее увидел, как «Рассекающий волны» выходит из фьорда.
Надсмотрщик показал мальчику на парус в красную и синюю полоску, который уже исчезал вдали, и сказал:
– Гудрид, Снорри уже такой большой, что ему пора завести собственного коня. Карлсефни и сам говорил об этом перед отъездом.
Уныние Снорри улетучилось в один миг, словно роса под лучами солнца, и по дороге домой он оживился и болтал без умолку. Гудрид думала, что и ей самой следовало бы порадоваться тому, что в доме год этот будет спокойным. Карлсефни уехал, и ей не придется принимать гостей и устраивать пышные пиры. А главное, у нее теперь будет достаточно времени, чтобы научить Снорри считать и читать. Арнкель успел обучить мальчика стрелять из лука и грести в лодке, а теперь Снорри будет нетрудно постичь грамоту.
В тот день, когда Снорри смог прочитать слово «Гудрид», начертанное на луке и веретене, которые подарил ей Арни Кузнец, она была уверена, что мальчик понял смысл рун и что отныне он медленно начнет постигать их дальше.
Она размышляла над тем, что значит быть образованным, и хотела бы просить у кого-нибудь совета, как ей быть дальше. Гудрун дочь Освивра говорила ей, что она и сама охотно бы научилась читать книги, но ни епископ Бернхард, ни английские священники не желали тратить время попусту и заниматься с ней. А священник из Хова сам едва разбирал буквы, так что обращаться к нему по поводу Снорри и вовсе было бесполезно.
В один погожий осенний день Гудрид сидела на крыльце и шила, а Снорри, склонившись над ее луком, учил наизусть руны, начертанные Арни. Вдруг он поднял голову и спросил у матери:
– Почему здесь написано: «Да поможет Гудрид Тор убивать, а не калечить»? Что значит «калечить»?
– Ну, – начала Гудрид, тщательно выбирая слова, – это значит, что человек получил такое увечье, что уже не может жить как все остальные… Например, он лишился ноги или языка…
– Уж лучше умереть! – воскликнул Снорри и схватил лук. Его темно-синие глаза были глубоко посажены – точь-в-точь как у Карлсефни.
– Наверное, многие думают так же, как ты, – сухо отметила Гудрид. Во всяком случае, Арни Кузнец именно так и считал, вспомнилось ей. Иной человек и соблазнится мыслью о смерти, если дела его плохи, но все же сын ее слишком молод, чтобы понять это.
Снорри провел рукой по гладкой, блестящей поверхности дерева, из которого был сделан лук.
– Ты не дашь мне пострелять из него, мама? Отец рассказывал, что однажды ты убила из этого лука человека, и было это в Гренландии. Так может, в нем еще сохранилась былая сила…
– Все дело не в тайных силах, а в искусстве стрелять! – вырвалось у Гудрид. – Нечего сказать, лук этот отличный, но я в молодые годы хорошо владела им… У меня были славные учителя. Можешь взять мой лук и поупражняться с ним, если он для тебя не слишком велик.
Она посмотрела вослед убегающему сыну, который взял лук, чтобы похвастаться им перед своим воспитателем. Гудрид не любила вспоминать о двух убитых ею людях. Убийство – грех, и она хорошо запомнила, что говорил ей тогда епископ Бернхард. И она стремилась отныне жить в согласии с заповедями Господними.
Пасху Гудрид с сыновьями праздновали в Хове. Маленькая церковь Халльдора была слабо освещена лампами, заправленными жиром полярной акулы, и люди, тихо стоящие на заутрене, пахли мокрой шерстью, тюленьей кожей и потом. Слушая священника, служившего мессу Гудрид думала, не слишком ли она стала старой для того, чтобы иметь детей. Карлсефни уехал, и она со всей определенностью знала, что семя его не упало на благодатную почву.
Она уже не сердилась на мужа за то, что он уехал без нее. Она только тосковала по его объятиям. Для них обоих не имело значения, будет ли следующий ребенок мальчиком или девочкой. В ее жизни уже было так, что родившаяся девочка жила не дольше одного дня, а было и так, что добрые силы оберегали ее младенца и он выживал… Так же случалось и с другими женщинами, вроде той, на небольшом хуторе Хельгестад…
Младенец прочно сидел в утробе матери, несмотря на самые сильные снадобья Гудрид и все ее заклинания. Одна из женщин решила, что следует послать за старой Ингунн, которая в свое время служила Фрейе и умела колдовать.
Но Гудрид сердито отказалась от этого предложения и заявила, что надо перенести несчастную роженицу в тепло натопленную комнату, и все женщины вместе трижды прочтут над ней «Отче наш». Едва они повторили молитву в третий раз, как начались роды, Ребенок появился на свет бездыханным, и Гудрид сняла с себя цепь с золотым крестом и амулетом Фрейи и приложила их к младенцу, а потом сделала ему искусственное дыхание, и тельце зашевелилось в ее руках.
Гудрид все еще улыбалась своим мыслям, стоя в церкви Халльдора и хором с остальными прихожанами повторяя слова молитвы. В «Отче наш», несомненно, заключалась могучая сила, и Карлсефни был прав, когда говорил, что крест Христов удвоит силу амулета. У нее самой теперь уже есть два сына, и, может быть, появятся еще дети.
Гудрид вместе с Арнкелем стояла в загоне для ягнят, думая, как обрадуется Карлсефни, когда увидит, как много двойняшек появилось у его овец, как вдруг пришло известие из Рябинового Хутора о том, что люди, собиравшие яйца в горах на Перешеечном Острове, видели в море «Рассекающего волны».
Она тотчас послала за сыновьями и побежала переодеться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131