Любой бы на месте Гудрид соблазнился и попробовал бы ворожить, чтобы помочь несчастным… Гудрид перекрестилась, погруженная в собственные мысли. И внезапно черные глаза Николетты просияли, а Валь вскочил с места и осенил крестом себя и всю свою семью. Он был так взволнован, что Гудрид едва смогла уловить смысл его бессвязно льющейся речи.
– Ты не колдунья! Ты такая же христианка, как и мы! Твои люди крещеные?
– Во всяком случае, они крестились… – осторожно начала Гудрид.
Валь обменялся с Николеттой какими-то словами на незнакомом языке и сказал:
– Моя жена хочет знать, есть ли в Гренландии еще христиане и нет ли здесь церкви со святой водой.
– Конечно, есть, – подтвердила Гудрид. – У нас в Братталиде стоит церковь, и Тьодхильд хранит там святую воду. Странно, что ты ничего не знал об этом, раз уж ты приехал именно за мной.
Валь довольно улыбнулся, словно рыбак, вытащивший целый невод рыбы.
– Ничего странного в этом нет. Зимой я был на фьорде, занимаясь подледным ловом, и встретил там знакомого. Он рассказал мне, что Грима из Вика ужасно злится: люди перестали ходить к ней, после того как в Братталиде появилась новая колдунья. Я помню, как мы проплывали мимо Братталида, когда впервые оказались в Гренландии, и когда Николетта заболела, я сразу же понял, куда надо идти за помощью. Но никто не говорил мне, что в Братталиде живут христиане!
– Когда вы крестились? – спросила Гудрид, склонившись над малышом и гладя его по головке. Ребенок не шевельнулся.
Валь всплеснул руками.
– Там, где мы жили, все христиане, но язычники взяли нас в плен. Нам еще повезло, потому что нас не разлучили. Теперь мы хотим уехать назад. В наших краях тепло, там растет зерно и виноград…
Гудрид вдруг вспомнила, для чего она сюда приехала.
– Надеюсь, все у нас устроится. А теперь скажи, смогут ли дети выдержать переезд в Братталид?
Валь посовещался с Николеттой и объявил:
– Мы верим, что святая вода исцелит нас. И у нас есть лошади.
На следующий же день они отправились в путь, переночевав в хижине Валя. Хозяин оставался, чтобы ухаживать за козами. Он собирался доставать себе пропитание охотясь, но обещал к лету прийти в Братталид. Стейн привязал Николетту к седлу Гудрид, чтобы та не упала с лошади. Детей завернули в шкуры и положили на коня. Гудрид села верхом на другую лошадь.
В пути ее внезапно охватил страх; словно злые духи налетели на них, и надо было спешить вернуться домой. Но Стейн и Халльдор по очереди шли пешком, ведя лошадь Николетты и вторую – с детьми. Только поздно вечером они оказались в Братталиде, и на дворе их встретил привычный собачий лай.
Харальд Конская грива поспешил помочь Гудрид сойти с лошади. Его широкое лицо в шрамах после нарывов выглядело смущенным и грустным, и когда Гудрид взглянула на остальных, она поняла, что в доме случилась беда. Она поискала глазами отца и не увидела его. Сердце ее замерло, и она спросила у Харальда:
– А где отец?
– Он в церкви вместе с Тьодхильд, Гудрид.
– П-почему?
– Умер Арни Кузнец.
В доме Торкатла растерла девушке ноги и рассказала, что Арни поехал на фьорд на своих санях сразу же после того, как Гудрид покинула Братталид. Последнее, что видели люди, – это как он направился прямиком к темному устью реки. Похоже, утонул он не случайно.
Когда Гудрид улеглась спать, ее затопила печаль, словно в море вода наполнила одежды утопленника. Девушка безнадежно пыталась ни о чем не думать, но сон все не шел. Перед ней по-прежнему стоял Арни, и его черные глаза смотрели на нее. Он не выдержал испытания, которое судьба уготовила ему; глаза его то вспыхивали от злости на свой жребий, то теплели, читая мысли девушки. Почему он лишил себя жизни? Может быть, он любил Гудрид? В таком случае, эту боль он тоже скрывал в душе.
Она все слышала голос Арни – поддразнивающий голос, говорящий ей, что она превратится в домашнюю кошку. Он-то понимал ее лучше, чем кто-либо другой, – теперь она знала это. Он разглядел в ней что-то такое, о чем она сама только смутно начинала догадываться. Вырванная с корнями из родной Исландии и пережившая плавание в Гренландии, девушка ощущала себя неуязвимой, жаждала новых путешествий, иной жизни, чем та, для которой она воспитывалась. Все чаще ловила она себя на мысли о том, что сказала ей тогда Торбьёрг-прорицательница, заглянув в ее будущее. Но теперь было поздно благодарить Арни за то, что он угадал ее желания.
Арни и Халльдис были единственными, кто знал ее лучше, чем она сама, и кто сумел сказать ей об этом вслух. И оба они ушли от нее навсегда, когда ей был так нужен добрый совет. Лучшее, чего она могла ожидать от жизни, – это стать женой Торстейна. Достойнее человека не найти. Но он не разделял со своими братьями жажду странствий, и наверное, прорицательница имела в виду Песчаный Мыс, когда говорила о путешествиях Гудрид! Мысль эта внезапно огорчила Гудрид. И ее вовсе не утешало предсказание Торбьёрг о том, что она выйдет замуж еще раз. Ведь она знала и любила одного Торстейна…
Гудрид впервые поймала себя на мысли о том, что ей хотелось бы выучить больше молитв от отца и найти душевный покой в такой же маленькой церковке, как у Тьодхильд.
ЗНАМЕНИЕ И СВАТОВСТВО

После отела Торбьёрн со своими домочадцами переехал на Бревенный Мыс. Гудрид хотела отдохнуть и набраться сил перед летней страдой. Она сказала Торкатле:
– Наверное, все жители Восточного Поселения перебывают в Братталиде, прежде чем Торвальд отправится в Винланд, а Торстейн – на Песчаный Мыс вместе со Стейном и Стотри-Тьорви.
Торкатла готовилась уже развязывать кожаный мешок с кухонной утварью, привезенной из Исландии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131