Харальд опустил голову, а Гилли печально завыл. Гудрид пригляделась к ним.
– У тебя что-то случилось, Харальд?
– Нет… да… я сам не знаю. То, чего я хотел, пока еще не произошло…
– И что же это, Харальд?
Когда он поднял свое покрытое шрамами лицо, в глазах его блеснула надежда.
– Не можешь ли ты приворожить ко мне одну девушку, Гудрид? Ты ведь занималась колдовством в Западном Поселении.
– Что ты такое говоришь, Харальд? – Гудрил смешалась, поразившись повороту разговора.
– Я слышал, как Хавгрим рассказывал, будто ты заколдовала человека, который потом выздоровел, и вызвала у себя преждевременные роды… Будто ты умеешь так приворожить людей, что они исполняют твою волю…
В глазах у Гудрид потемнело, так что она успела расслышать только половину из того, что наговорил ей Харальд.
– Харальд, я никогда не занималась колдовством… Я не знаю и не умею этого. И знать не хочу. Можешь сказать это каждому, кто еще посмеет повторять подобные глупости. Но если я могу помочь тебе без колдовства, я охотно сделаю это.
Харальд потрепал Гилли за ухом и сказал:
– Все дело в Финне дочери Эрпа, Гудрид. Она такая красивая. Я хочу жениться на ней. Заставить полюбить себя.
– Харальд, никто не может заставить полюбить себя насильно. Я, во всяком случае, не умею этого. Но я уверена, что Финна и так любит тебя, как и мы все. Хотя я слышала, что она обручена с другим и осенью они сыграют свадьбу.
– Значит, она больше не будет жить на Бревенном Мысе?
– Нет.
– Тогда, может, я перестану тосковать по ней, – с неожиданной легкостью в голосе сказал Харальд.
Гудрид попрощалась с ним, погладила Гилли, который ответил ей протяжным воем, разнесшимся эхом по окрестностям. А Харальд помог ей оттолкнуть лодку от берега.
Гудрид гребла быстро, чтобы отвлечься от мыслей. Добравшись до Братталида, она почувствовала себя разгоряченной и голодной, и ей очень хотелось посоветоваться с кем-нибудь. Только теперь она поняла, как ей недостает Тьодхильд с ее проницательными, глубокими замечаниями. Ей было слишком тяжело после возвращения в Братталид, и она не успела осознать, как же пусто стало после смерти свекрови. Гудрид посетила церковь только раз, когда хоронили Торстейна и остальных, ибо сам Лейв не очень-то держался новой веры своей матери. Завтра же Гудрид обязательно отправится в церковь, чтобы помолиться о Тьодхильд, Торстейне и Торбьёрне!
Когда на следующий день Гудрид управилась с делами и пошла наконец в церковь, на дворе лил дождь и дул такой ветер, что, казалось, наступила зима. Гудрид поплотнее закуталась в плащ и двинулась прямо вперед, не оглядываясь по сторонам. Ветер дул с юга.
С крыши церкви стекали струи дождя, а внутри было тепло и уютно, несмотря на то, что холодное, сырое помещение было погружено в сумерки. Гудрид вытащила огниво и зажгла небольшую лампаду. Она опустилась на колени: шкура белого медведя уже вытерлась, истрепалась за все эти годы. Четыре раза она произнесла «Отче наш», в том числе и за Торвальда, а потом, поколебавшись, прочитала молитву еще и в пятый раз, за своего некрещенного младенца.
Затем она присела на скамью, пытаясь усмирить свои мысли, и на душе у нее стало тихо и спокойно; она так хотела почувствовать торжественность, которая всегда присутствовала в церкви, когда здесь бывала Тьодхильд. Но чего-то не хватало. Тьодхильд умерла, и вместе с ней ушел этот торжественный, величавый дух молитвы.
Посидев еще немного, Гудрид потушила огонек лампады и вышла из церкви наружу. Дико завывал ветер, и она даже растерялась, не зная, откуда слышатся людские голоса, доносящиеся до ее слуха. Она повернулась в сторону фьорда, и сердце забилось сильнее. К берегу Братталида, невзирая на сильный прибой направлялся большой торговый корабль с порванным парусом. Только отважный, уверенный в своих силах купец мог рискнуть на такое. Гудрид никак не могла вспомнить, видела ли она эту шхуну раньше.
По дороге к дому она встретила людей, торопящихся к берегу и ведущих под уздцы вьючных лошадей: все были рады суматохе, которая поднялась из-за новых гостей. А на кухне уже хлопотала Альдис, подвесив над очагом самый большой котел.
– Они там, наверное, замерзли и промокли до нитки! – сказала она хозяйке.
Альдис резко повернувшись, схватила за руку молоденькую рабыню Ауд и прикрикнула на нее:
– Беги скорее в кладовую и принеси три дюжины вареных яиц кайры. Да поторопись! Мне надо успеть приготовить их как следует.
Гудрид с улыбкой посмотрела вслед рабыне.
– Ауд не торопится… Но когда я уеду от вас, ей придется выказывать больше усердия!
– Как знать, – буркнула Альдис.
Гудрид поспешила в дом, чтобы повесить на стену ковер, а потом пошла переодеться. Внезапно ей захотелось одеться понаряднее, чтобы скрасить своим видом непогоду на дворе. В ее душе поднялись смутные, таинственные ожидания. Она приколола к платью красивые броши и уже примеривала на голову шелковый платок, доставшийся ей от матери, как вдруг дверь распахнулась и Лейв громко крикнул ей:
– Гудрид дочь Торбьёрна, ты здесь? К тебе пожаловал старый друг!
К ней навстречу шагнул высокий, пожилой человек, отдав свой промокший плащ Ауд. Он протянул руки к Гудрид. Это был Снорри сын Торбранда, старый друг ее отца.
Она засияла от радости, сжав его руки в своих. Дружеское объятие было таким крепким, что платок соскользнул с волос Гудрид и упал на пол. И когда она, вспыхнув, наклонилась за ним, она взглянула на двух других человек, стоящих позади Снорри. Один из них был его сын Торбранд, а второй – Торфинн сын Торда из Скага-фьорда, человек в зеленом плаще, который стоял рядом с ее Снефрид на лугу альтинга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131