Но сегодня Лесли была красива какой-то особенной красотой, не имевшей никакого отношения ни к чертам ее лица, ни к пропорциям фигуры. Она как будто излучала что-то совсем особенное – более ценное, чем физическая красота, и более редкое, чем ее глаза поразительно яркого василькового оттенка.
Рурк хорошо понимал, что такого рода красота плохо сочетается с принятыми в современном обществе стандартами и потому редко бывает оценена по достоинству. В Лесли не было ни снобизма, ни агрессивности, ни хищного стремления подать себя с наиболее выгодной стороны. Она казалась по провинциальному простой и понятной и вместе с тем – отзывчивой и близкой. Рядом с ней Рурк невольно чувствовал, что его любят и принимают таким, каков он есть вместе со всеми недостатками и достоинствами. Именно таким в его представлениях должен был быть идеальный спутник жизни…»
Паркер перестал читать и, подняв голову, посмотрел на Марис, но она была так взволнована, что смогла только кивнуть.
– Дальше Лесли спрашивает, что стряслось и отчего Рурк весь вечер молчит, как в воду опущенный. Именно так и написано…
Паркер бросил на пол очередную страницу и отыскал на следующей новый абзац.
– «Рурк говорил не меньше десяти минут подряд, не делая даже пауз, чтобы перевести дыхание. Слова лились свободным потоком, словно на протяжении всею дня его подсознание специально отбирало их, готовило, расставляло по порядку, чтобы в полной мере выразить глубину его отчаяния.
Но вскоре его уныние превратилось в ярость, и Рурк высыпал на Лесли целый ворох безупречно логичных доводов, оправдывавших его досаду, гнев и раздражение.
– К черту Тодда, к черту все его извинения! – воскликнул он, крепко сжимая кулаки. – Ведь никакими словами он не сможет исправить зло, которое он мне причинил!
Закончив проклинать Тодда, Рурк принялся за профессора, которого считал упрямым, самовлюбленным ублюдком. При этом он отчаянно боялся, что ему так и не удастся восстановить с Хедли нормальные отношения, без которых нечего было и думать о том, чтобы получить за дипломную работу удовлетворительную оценку.
Наконец этот словесный поток начал слабеть, и вскоре совершенно иссяк. Рурк замолчал и, нахохлившись, плотнее запахнул на себе куртку. Ему не было холодно – он сделал это от стыда перед Лесли и перед самим собой – ведь он вел себя не как мужчина, а как беспомощный младенец, которому необходимо было выплакаться…»
И снова Паркер поднял голову и посмотрел на Марис:
– Ну как? Можно продолжать или лучше сразу выбросить все это в корзину?
– Продолжай. Пожалуйста, – тихо попросила она, и Паркер поправил лежавшую у него на коленях рукопись.
– «Лесли терпеливо ждала, пока его гнев окончательно остынет. Только когда Рурк замолчал, с несчастным видом завернувшись в куртку, она осторожно сказала, словно обращаясь к пугливому зверьку:
– На самом деле то, что произошло сегодня, скорее хорошо, чем плохо.
– Хорошо?! – удивился Рурк. – Как это может быть? Объясни мне ради бога… хотя я в него и не верю.
Он знал, что эти последние слова будут неприятны Лесли, которая была убежденной католичкой и весьма болезненно реагировала на любые, самые невинные шутки, направленные против ее веры. Каждый раз, когда Рурк допускал что-то подобное, Лесли довольно резко его осаживала, но сегодня она предпочла пропустить его слова мимо ушей.
– Главная причина, по которой ты так остро это воспринял, заключается в том, что твоя литературная работа много для тебя значит.
Рурк немного подумал и решил, что Лесли права, но этого ему было мало. Он хотел знать, что еще она скажет.
– И что из этого следует? – спросил он.
– Из этою следует, что раз для тебя это так важно, значит, рано или поздно ты добьешься успеха, – просто ответила Лесли. – Если бы ты не обратил особого внимания на инцидент с Хедли или даже вместе с Тоддом посмеялся над тем, какое было у профессора лицо, когда ты пытался втолковать ему, что пришел вовремя – тогда я бы посоветовала тебе избрать какую-нибудь другую специальность. Но литература стала твоей страстью, твоей единственной любовью, и именно поэтому ты не смог отнестись к этой истории спокойно.
Твоя реакция… Она показала глубину твоей увлеченности литературой, писательством. То, что ты так расстроился из-за… нет не из-за пустяка, а из-за простого дефекта в существующем порядке вещей, наглядно свидетельствует о силе твоего желания писать, и писать хорошо. Удар, который нанесли тебе обстоятельства, угодил в самое больное место, и это тоже подтверждает – ты нашел свою судьбу, свое предназначение в этом мире… – Лесли улыбнулась. – Впрочем, мне и не нужно было никаких доказательств, но, возможно, в них нуждался ты сам. А раз так, значит, твой сегодняшний опыт стоил всех переживаний, отчаяния, гнева… – Она взяла его руку в свою и несильно пожала. – Подумай о том, что я тебе сказала, и ты убедишься, что я права».
Паркер замолчал, и молчал довольно долго. Наконец Марис не выдержала.
– А девушка мудра не по годам! – сказала она.
– Ты думаешь?
Марис кивнула. Потом она заметила, что на коленях у Паркера еще осталось несколько листов бумаги.
– А как отреагировал на ее слова Рурк? – поинтересовалась она.
– Так, как большинство мужчин реагирует на стрессовые ситуации, – уклончиво ответил Паркер.
– А именно? – настаивала Марис.
– В зависимости от обстоятельств, нам хочется либо кого-то трахнуть, либо трахнуться. Угадай, какой из этих вариантов предпочел Рурк?
14
Марис неуверенно хмыкнула.
– Я… я не думаю, чтобы Рурку захотелось ударить Лесли.
– Разве не ты предложила мне развить любовную тему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190