Вы и не разбудили. Я вообще привык рано вставать.
Росс пытался отвести глаза от нее, от мирно сосущего сына, от ее груди — но не мог. Он не думал о том, что лежал в одной постели с ней — и оба почти без одежды. Не думал и о Виктории. Не думал ни о чем, кроме того, как она хороша, когда вот так сонно ему улыбается.
— Вряд ли стоит сегодня рано отправляться в путь, — тихо сказала она. — Дождь такой же сильный, как ночью.
— Похоже на то, — рассеянно отозвался Росс.
Он как раз думал, как могли ее волосы раньше казаться ему некрасивыми. Им овладело неистовое желание дотронуться до этой кудрявой копны, и он удержался лишь усилием воли. Приподнявшись на локте, он посмотрел через ее плечо на сына.
— А он потолстел.
Лидия рассмеялась грудным, мягким смехом, буквально разрывавшим на части все тело Росса.
— Иначе и быть не могло. Он ведь только и делает, что ест да спит.
Они все смотрели, как Ли, не подозревавший, какая важная выпала ему роль — связующего звена между двумя людьми, совершенно чужими друг другу, — умиротворенно посасывал грудь. Сосал он жадно, и капля молока, упав с губ, скользнула по его подбородку и ниже — по груди Лидии.
Меньше всего Росс догадывался о том, что сделает в следующую секунду, и, возможно, содрогнулся бы при одной мысли об этом. Но все случилось прежде, чем он это осознал. Протянув руку к Лидии, он снял пальцем с ее груди молочную капельку и, поднеся палец ко рту, жадно слизнул ее.
Осознав — но слишком поздно — содеянное, он так и застыл, парализованный собственным поступком. Лидия, повернувшись, уставилась на него, не веря глазам. Ее взгляд скользил по его усам, губам под ними, пальцу, все еще прижатому к губам, — словно злоумышленник, захваченный с поличным.
— Я… я не хотел. — Голос Росса прозвучал подобно скрежету пилы по твердому дереву.
Лидия продолжала смотреть на него с немым удивлением, как будто пытаясь постичь что-то, выходящее за пределы ее понимания. Почему он не сдернул одеяло с них обоих и не сбежал — он не знал. Знал только, что был не в состоянии ни пошевелиться, ни отвести глаз от ее встревоженного взгляда.
Наконец Лидия повернулась снова к ребенку.
— Ой, он снова уснул. — Она произнесла это тихо и ровно — так, словно и не случилось ничего из ряда вон выходящего.
Росс снова откинулся на постель, прикрыв ладонью глаза. Уши его ловили каждое ее движение — как она отняла Ли от груди и спрятала ее в мягкое убежище рубашки, застегнула ее, устроила ребенка рядом с собой. И снова уснула.
Он же до сих пор не мог оправиться от совершенного. Но не мог и уйти. И до сих пор чувствовал вкус ее молока на своих губах.
Ее аромат еще не сошел с них, когда его снова одолел сон. Во сне, повернувшись на бок, он просунул руку под одеяло, чтобы согреть ее. Его щека коснулась завитков рыже-каштановых волос; их концы запутались в щетке его усов. Тело его инстинктивно прильнуло к очагу тепла — другому телу, более округлому, мягкому, хрупкому, чем его собственное. Все его существо благодарно потянулось к нему.
Все трое крепко уснули.
Именно в таком положении час спустя обнаружил их мистер Грейсон.

VII

Росса Коулмэна никогда не подводила его реакция — молниеносная, как у гремучей змеи. За годы, проведенные в партизанском отряде, а позже — в бегах, у него появилось своего рода шестое чувство, безошибочно улавливавшее всякое непрошеное присутствие. Но в то утро оно изменило ему. Он все еще крепко спал, и начальник каравана, чтобы разбудить его, громко откашлялся.
Открыв глаза, Росс увидел Хэла Грейсона прямо во входном отверстии фургона. Тот стоял, уставившись в пол и нервно перебирая пальцами поля шляпы.
Реакция Росса запоздало сработала — он вскочил с тюфяка, ища правой рукой у бедра что-то, чего там не было, и, подался вперед, словно готовый к атаке.
Глаза и рот Грейсона широко раскрылись от изумления — он не подозревал, что человек способен двигаться с такой быстротой. Подняв обе руки, он, заикаясь, выдавил:
— П… прошу… п… прощения… я… я стучал…
Очнувшись, Лидия метнулась к борту фургона, подхватив на руки испуганно копошащегося Ли. Она не могла понять, что происходит; волосы спутанной гривой окутывали голову.
— В ваши обязанности, значит, входит врываться в чужие фургоны? — сурово вопросил Росс вконец смущенного Грейсона.
— Нет, не входит, но…
— Но кроме тех случаев, когда он собирается выгнать из лагеря недостойных!
Этот дребезжащий голос принадлежал Леоне Уоткинс, чьи острые, налитые злобой глазки показались над полом фургона, — она стояла на земле у самого борта. Теперь она пыталась пробраться внутрь, глядя на Лидию и Росса с выражением праведной ненависти.
Россу удалось заставить тело расслабиться, а сердце — умерить бешеный стук.
— Выгнать? О чем она говорит? — спросил он Грейсона, который старательно отводил взгляд от глаз Росса.
— Прости, Росс, но миссис Уоткинс собрала тут народ. Они проголосовали, чтобы тебя и девушку заставили покинуть караван, если вы… м-м… решили тут… хм… сожительствовать.
— Сожительствовать?! — взревел Росс. — Мы проспали в одном фургоне одну ночь — потому что снаружи лило как из ведра!
— Да я понимаю… — начал было Грейсон, но Леона перебила его.
— Вы спали в одной постели! — завизжала она, почти упираясь в них костлявым пальцем. Затем, обернувшись, она обратилась к заспанной группке людей, собравшихся перед фургоном: —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127