– Ты похудел, – она восторженно оглядела его с головы до ног.
– Я много плаваю и меньше занимаюсь со штангой.
– Входи, входи, – ее улыбка не исчезала. – Мы стоим здесь и выпускаем холодный воздух, а счета за электричество и так астрономические.
Он вошел в дом, и его тут же окружили знакомые запахи и картины. Вешалка стояла там же, где всегда. Обои не поменялись. Зеркало в раме, которое всегда казалось Гриффу слишком маленьким, тоже никуда не делось.
– В прошлом году я сменила ковер в гостиной, – Элли проследила за его взглядом.
– Красивый.
Кроме ковра, все здесь осталось таким же, как во время его последнего визита сюда. Только на столе у стены не было рамки с фотографией, где были запечатлены они трое. Снимок был сделан через несколько минут после победы в чемпионате Национальной студенческой спортивной ассоциации: Грифф в футболке с пятнами от травы, громадным синяком под глазом и спутанными от пота и шлема волосами стоит между Элли и Коучем. Три лучезарные улыбки. Элли вставила снимок в рамку и поместила его на видное место через несколько дней после игры.
Миллеры никогда не были так счастливы и так горды им, как после победы в матче «Апельсиновой чаши», за исключением, возможно, того дня, когда он подписал письмо о намерениях с Университетом Техаса. В тот день дом был до отказа забит спортивными журналистами со всего Техаса. Элли была в ужасе от беспорядка, который они создавали, роняя крошки от пирога и проливая пунш. Коуч ворчал, когда от телевизионных софитов перегорел предохранитель.
Но всем было очевидно, что супругов прямо-таки распирало от гордости за Гриффа. Ему предложили полную стипендию, чтобы он играл за Университет штата Техас, и, кроме того, он с отличием окончил среднюю школу. Решение Коуча взять его к себе оказалось правильным. Все, что он вложил в этого упрямого пятнадцатилетнего подростка, окупилось, причем не только в отношении спортивных способностей Гриффа.
Четыре года, на протяжении которых Грифф играл за Университет штата Техас, его тренировали одни из самых уважаемых и опытных специалистов в этом виде спорта. Но он всегда прислушивался к советам Коуча Миллера. В том матче «Апельсиновой чаши» он использовал все, чему научился у него. Это был триумф не только Гриффа, но и Коуча.
Позже, после перехода в «Ковбои», Грифф перестал прислушиваться к советам наставника и начал считать Коуча скорее помехой, чем полезной руководящей силой. Отсутствие рамки с фотографией на столике в гостиной явно указывало на чувства, которые теперь питает к нему Коуч.
– Проходи, – сказала Элли, подталкивая его в кухню. – Я лущу горох. Его можно купить уже лущеным, но мне кажется, что так вкуснее. Хочешь чаю со льдом?
– С удовольствием.
– А бисквитный торт?
– Если есть.
Она с укором посмотрела на него, как будто отсутствие бисквитного торта было чем-то невероятным. Элли убрала со стола горох. Грифф сел на стул, который занимал со своего первого обеда здесь, и его охватил недостойный мужчины приступ ностальгии, от которого перехватило дыхание. Это единственный настоящий дом, который у него когда-то был. А он опозорил его.
– Коуч дома?
– Играет в гольф, – недовольно ответила Элли. – Я говорила ему, что в это время дня слишком жарко для игры. Но его упрямство ничуть не уменьшилось с годами. Даже наоборот.
Она поставила перед Гриффом чай и бисквитный торт и села напротив него, положив руки на стол. Он смотрел на эти крошечные руки и вспоминал желтые резиновые перчатки, которые были на ней в тот день, когда он впервые переступил порог этого дома, вспоминал один из редких моментов, когда он не уклонялся от ее прикосновений. Сидя на краю его кровати, она прижала ладонь к его лбу, проверяя, нет ли у него температуры. Ее рука была мягкой и прохладной, и он до сих пор помнил, каким приятным было ее прикосновение к пылающей жаром коже. Для нее это движение было естественным, но до этого момента Грифф не знал, что именно так поступают матери, когда ребенок жалуется на нездоровье.
У Элли и Коуча не было детей. Причину он не знал, но у него, даже в том возрасте, хватило такта не спрашивать об этом. Может быть, именно бездетность подтолкнула ее к тому, чтобы взять в дом этого угрюмого и язвительного подростка.
Она не обрушила на него всю свою материнскую любовь, которую – как она верно понимала – он не принял бы. Однако при малейшем сигнале с его стороны она оказывалась рядом. Внимательно выслушивала, если он хотел обсудить какую-то проблему. Тысячами способов, незаметно и ненавязчиво, она проявляла материнскую нежность, которую явно испытывала по отношению к нему. Эту нежность он и сейчас читал в ее глазах.
– Я рад тебя видеть, Элли. Рад быть здесь.
– Я так счастлива, что ты пришел. Ты получал мои письма?
– Да, и очень за них благодарен. Больше, чем ты думаешь.
– Почему же ты не отвечал?
– Я не мог найти слов. Я… – Он растерянно пожал плечами. – Я просто не мог, Элли. И я не хотел вносить разлад между тобой и Коучем. Он же не знал, что ты писала мне, правда?
– Это его не касается, что я делаю или чего не делаю. – Она выпрямилась, и голос ее зазвучал резко: – У меня есть собственное мнение.
– Я знаю, – улыбнулся Грифф. – Но я также знаю, что ты всегда поддерживаешь Коуча. Вы одна команда.
Она из вежливости не стала спорить.
– Я знаю, как он разозлился, – сказал Грифф. – Он пытался предупредить меня, что я качусь в пропасть. Я не послушался.
Он отчетливо помнил тот день, когда их постепенно ухудшавшиеся отношения закончились разрывом. Коуч ждал его в машине после тренировки. Тренеры «Ковбоев» хорошо знали Коуча Миллера, понимали, какое влияние он имеет на их куортербека, и всегда были рады его видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127