Павел Павлович не сводил с нее глаз, а на обычно бесстрастном лице начальницы гимназии отражался интерес, с которым она следила за изящными и точными ответами Арины. Все лица в зале были обращены в сторону кафедры.
– Это на пять с плюсом, – сказала одна из учениц.
– Первая награда и золотая медаль, – прошептала другая.
– Посмотри на Пал Палыча, – тихо заметила третья. – Сомнений быть не может. Он обожает ее.
– Я давно это знаю, – вставила еще одна бледная и серьезная девушка.
Через пять минут Павел Павлович прервал Арину.
– Достаточно, Кузнецова, благодарим вас.
Спустя час экзамен был окончен. Пока ученицы выходили из класса, Арина осталась поговорить с начальницей. Их беседа продолжалась довольно долго. Теперь они были одни. Вдруг в порыве нежности, изумившей девушку, г-жа Знаменская наклонилась к ней, поцеловала и сказала:
– Где бы вы ни были, Арина, не забывайте, что я ваш друг…
В вестибюле Арину ожидали две девушки. Их шепот прерывался быстро подавляемым смешком. Одна была высокой, худой, бледной, с блестящими глазами и угловатыми движениями, другая – некрасивая, с круглыми глазами, широким носом, но кокетливой и живой. Они пользовались дурной репутацией; на них часто видели украшения, происхождение которых казалось подозрительным, так как обе были из небогатых мещанских семей. Дождавшись Арины, они пошли вместе, засыпая ее нежностями, поздравлениями, расточая тысячу комплиментов.
– Послушай, Арина, – сказала высокая, – не хочешь ли ты вечером поужинать с нами? Соберется небольшое общество… В новой загородной усадьбе, которую недавно купил Попов (этот Попов был богатейшим городским купцом, человеком зрелых лет и отталкивающей наружности)… Он устроил дом самым оригинальным образом. Представь себе, там нет ни одного стула, только диваны. Уверяю тебя, на это стоит взглянуть.
Низкорослая ретиво вмешалась:
– Музыкантов он прячет в соседней комнате. Их слышно, но они остаются невидимыми. И потом он придумал кое-что совершенно оригинальное. Свет дают только коротенькие свечи, которые гаснут одна за другой.
– А кто, пирует на этих диванах? – спросила Арина. – Я не представляю себя рядом с Поповым.
– Несколько его друзей, очаровательные люди. Но почему же ты не хочешь пойти к Попову? Он безумно влюблен в тебя, моя дорогая; он мечтает и говорит только об Арине Николаевне. Ты непременно должна пойти с нами.
– Премного благодарна, – ответила Арина. – Попов отвратителен.
– Но как остроумен! Наконец, ты должна послушать, как он поет… Он чарует, он совершенно преображается!
– Пусть поет без меня, – ответила Арина, останавливаясь. – У меня нет желания видеть ни его усадьбу, ни его диваны, ни его свечи – ни сегодня, ни завтра! Передайте ему это.
– Он умрет от отчаяния.
– Пусть утешится водкой.
Она рассталась с девушками. Взволнованные отказом, обе продолжали свой путь, оживленно беседуя.
– Просто смешно, как она заставляет себя упрашивать, – заметила высокая.
– Попов будет недоволен, – добавила маленькая.
Арина вышла в небольшой садик, скорее, параллельную улице аллею, обрамленную деревьями и кустами роз. В состоянии крайнего возбуждения здесь прогуливался Павел Павлович. Мягкий по натуре, безобидный, благодушный и мечтательный, он боялся всего на свете и особенно встреч с Ариной Николаевной в этом узеньком подобии сада, случавшихся два-три раза в неделю после уроков. Всякий раз он бывал парализован волнением до такой степени, что едва мог говорить. К тому же сегодня после беседы с двумя своими товарками Арина казалась раздраженной, что еще более усиливало замешательство учителя. Однако он нашел в себе мужество пригласить ее присесть на стоявшую в стороне скамейку. Она отказалась, так как и без того сильно опаздывала и попадала домой лишь к концу обеда.
Он пошел проводить ее, поздравляя с блестяще выдержанным экзаменом, повторяя лестную оценку одного из экзаменаторов: „Гениальный ребенок".
Арина легким движением тонкой шеи вздернула головку и негромко заметила:
– Ребенок! Какая дерзость! Ведь мне семнадцать лет.
Потом умолкла, и смущенный учитель также погрузился в молчание. Они быстро шли по полупустым улицам. Впервые в этом году стояла угнетающая жара, предвещавшая жаркое южное лето.
Так они подошли к дому на Дворянской, где жила Арина. Павел Павлович был бледнее обычного. Сделав над собой усилие, он попытался что-то сказать.
Арина опередила его:
– Знаете, Павел Павлович, о чем я думаю? У меня, возможно, озабоченный вид, но я безгранично счастлива. Догадываетесь почему? Нет?.. Хорошо, я объясню вам… Через несколько минут я буду в своей комнате. У меня на диване лежит чудесное белое декольтированное платье, отделанное ирландской вышивкой. И Паша – вы знаете Пашу? – она обожает меня и одобряет все, что бы я ни делала, – Паша приготовит к платью белые шелковые чулки и около дивана поставит открытые белые туфли. Тогда, Павел Павлович, я сброшу с себя все, кину наземь эту ужасную гимназическую форму, это коричневое платье, которое не снимала три года. Я буду отплясывать на нем, попирать его ногами, я обниму Пашу… Я только и думаю об этом. Я свободна, наконец-то свободна! Порадуйтесь же вместе со мной!
Она протянула ему обе руки. Павел Павлович слушал ее, и на его лице отражались противоречивые чувства. Радость молодой девушки, один звук ее голоса опьянял его, – но в то же время он ощущал в себе глухую тоску.
Арина уже шла от него к дому, поднималась по ступеням. У двери обернулась:
– Если вам нечего делать сегодня, приходите ужинать в Александровский парк.
Она исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44