Патриция нежно и самоотверженно любила своих детей, была наделена огромным великодушием и умела прощать, а еще помнила и ценила все хорошее, что ей когда-то делали. Кроме того, она была умна, вынослива и очаровательна.
Наверное, Раймонд слишком долго молчал.
Патриция резко подскочила к кровати и схватила подушку, потом достала простыню из нижнего ящика комода.
– Когда поймешь, можешь ты мне верить или нет, сообщи! – сказала она холодно и направилась к двери.
Раймонд почувствовал, что им овладевает легкая паника.
– Куда ты уходишь?
– Думаю, сегодня мне лучше переночевать в гостиной, – бросила Патриция через плечо.
Не зная, что делать или говорить, Раймонд выдал первое, что ему пришло в голову:
– Только не думай, что, накладывая запрет на секс с тобой, ты сможешь вить из меня веревки! – В то мгновение, когда последнее слово слетело с его губ, он крупно пожалел о сказанном.
Патриция приостановилась и повернулась к нему. Ее взгляд потускнел, и она за какую-то минуту мгновенно осунулась.
– Я ни о чем подобном и не думала. Более того, наконец-то поняла, что должна окончательно перестать жить мечтами.
Она ушла. А Раймонд еще долго стоял на месте, обзывая себя ужаснейшими из известных ему ругательств.
Патриция лежала на диване в гостиной, изнывая от душевной боли, но в ее глазах не было слез. Она пришла на этот диванчик не просто так, а подсознательно ища спасения. Именно на нем ей приходилось спать у бабушки в первый год после маминой смерти. Но сегодня милый сердцу диван был не в состоянии помочь. Ничто не могло ее утешить.
Раймонд ей не верил. Она обнажила перед ним свою изувеченную душу, показала снимки, заключения врачей и другие документы. А он продолжал считать, что его двоюродный брат чуть ли не святой. Ее мечты рухнули, а любовь была растоптана самым грубым образом.
Муж потребовал, чтобы она рассказала ему правду, но подразумевал «ее версию правды». В нем жило непоколебимое убеждение, что у него есть право судить, где ложь, а где истина.
Она вцепилась в краешек простыни, прикусила нижнюю губу, стремясь заглушить рвущиеся из груди рыдания, и не разжимала челюсть до тех пор, пока не почувствовала вкус крови.
Глупая, какая же я глупая! – думала она, задыхаясь от обиды и отчаяния. Наивно верила, что, став женой человека, который меня не любит, все же смогу когда-нибудь услышать от него заветные слова. А этого не случится никогда.
Даже увидев фотографии, Раймонд продолжал считать Малькольма жертвой. Это означало, что о будущем с ним ей не следовало и мечтать. Его слепая вера в непорочность брата стала вечной помехой в их отношениях. Конечно, она могла попросить Джарвиса рассказать ему все, что тот знал. Но что от этого изменилось бы? Раймонд не доверял ей, значит, о долгой совместной жизни с ним не могло идти и речи.
Из ее груди вырвался сдавленный стон отчаяния, и она сжалась в комочек, продолжая крепко держаться за край простыни.
В следующее мгновение на ее руку легла теплая мужская ладонь.
– Прости меня, милая! Я очень виноват перед тобой.
Патриция испуганно открыла глаза и увидела склонившуюся над ней фигуру мужа.
– Пойдем в нашу кровать, пожалуйста, – прошептал Раймонд, опускаясь рядом, с диваном на колени. – Прошу тебя!
Она отчетливо услышала в его голосе мольбу и страшно удивилась, но не сдалась.
– Я не хочу с тобой спать!
Ей показалось, что даже в темноте она увидела, как вспыхнули его щеки, но тут же прогнала эту мысль. Раймонду Бейнзу было несвойственно краснеть.
– Если ты имеешь в виду занятие любовью, обещаю, я не буду к тебе приставать. – Он сделал паузу, и у нее возникло ощущение, что следующие слова ему будет невероятно трудно произнести вслух. – Все, чего я хочу, так это чувствовать тебя рядом. Мне это крайне необходимо.
Ему это необходимо? – подумала Патриция скептически. Насколько мне известно, он не нуждается ни в ком и ни в чем. А меньше всего – во мне. Я для него – средство восстановления справедливости. От меня он хочет заполучить наследника. А еще ему нужны Сьюзен и Эндрю, ведь они тоже Бейнз.
– Уже поздно, Раймонд, – сказала она ледяным тоном. – Иди спать. Перед дорогой нам не обходимо набраться сил.
Он и не ожидал, что будет сразу же прощен. Ведь сам не щадил ее, осуждал и презирал на протяжении стольких лет.
Патриция закрыла глаза, чтобы не видеть ни его восхитительного обнаженного торса, ни просьбы в его глазах. Она была убеждена, что этот коварный человек опять что-то задумал, и не намеревалась в очередной раз попадать в ловушку.
– Мне не заснуть одному, – прошептал Раймонд. – Признаюсь, я вел себя, как последний идиот, и теперь не смогу себе этого простить.
– А при чем тут я? – спросила Патриция, не открывая глаз.
– Я сильно обидел тебя, Патриция, и хочу вымолить у тебя прощение, – проговорил Раймонд с несвойственным для него раскаянием. – Сколько ужасных оскорблений я нанес тебе своими бездумными словами. Сколько боли ты испытала от Малькольма… – Он погладил пальцами ее нежную шею. – Знаешь, какая мысль мне пришла в голову, когда я увидел фотографии?
Патриция твердо решила, что ей не должно быть до этого никакого дела. И ничего не ответила, упрямо сжав губы.
Раймонд вздохнул. И произнес хрипловатым изменившимся голосом:
– Я подумал, что, если бы мой кузен был жив, я собственноручно убил бы его.
Голос Раймонда прозвучал настолько жестко, что Патриция почувствовала, что он действительно выполнил бы свою угрозу.
Она изумилась:
– Но ведь ты…
Раймонд приложил к ее губам указательный палец.
– После просмотра документов я пребывал в шоке, поэтому и не сразу сообразил, что тебе сказать, как действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44