Она вспыхнула:
– Ты не посмеешь!
– Ну, если ты меня к этому принудишь, то посмею, – он постарался смягчить свой голос. – Оставайся дома и присматривай за Мод и Алисой, и оставь мне мои дела, ты как-то сказала, что дети – твоя забота, а графство – моя.
Она смотрела хмуро, поджав губы, ее темные глаза были все еще злы, но тон Вальтеофа достаточно ясно дал ей понять, что на этот раз артачиться бесполезно.
– Хорошо. Нет необходимости говорить твоим людям. Я не поеду.
Он наклонился и легко поцеловал ее в лоб.
– Тебе нечего бояться, дорогая. – Когда он пришел к ней проститься, то подумал, что никогда она не выглядела привлекательнее, чем сейчас, сидя на кровати с распущенными волосами. Ох, какая красота, подумал Вальтеоф, но как она обманчива! Она сейчас была так же далеко от него, как и в то время, когда их разделяло море.
В зале к нему подбежала Мод с протянутыми ручками. Ей было четыре годика. Крепенькая, светлая, с розовыми щечками, каждой чертой напоминающая отца. Он подхватил ее на руки, и она нежно обхватила его за шею.
– Папа, ты же не уедешь снова?
– Я должен, малышка, – он поцеловал ее в мягкую щечку, – но не надолго, надеюсь.
Она засмеялась, потерев щеку в том месте, где ее уколола его борода.
– Ты привезешь мне подарок?
– Разве я когда-нибудь возвращался домой, не принося ничего в сумке? – поддразнивая ее, он внезапно прижал ее к себе. Даже если все изменится, его Мод никогда не перестанет его очаровывать. Она плоть от его плоти, кровь от крови, и вся его потребность в любви сконцентрировалась на ней.
Архиепископ был в Вестминстерском дворце, занимаясь государственными делами, и там, в королевском кабинете, он и принял графа Хантингтона.
– Добрый день, сын мой, – приветливо встретил он его. – Я не ожидал увидеть вас в Лондоне до осени. – Он бросил испытующий взгляд на графа. – Но я вижу, что вас привело ко мне важное дело. Пожалуйста, садитесь и расскажите, чем могу вам служить.
Всю дорогу Вальтеоф продумывал, что и как он скажет, но сейчас он не мог выдавить ни слова. Наконец он сказал:
– Лучше я сделаю это на коленях, мой господин, я не могу говорить об этом иначе.
– Очень хорошо, – Ланфранк надел епитрахиль и терпеливо ждал, наблюдая за напряженной фигурой и сжатыми руками.
Но затем, когда он начал, это оказалось легче, чем он думал. И он рассказал все – о свадьбе и заговоре, к которому, как ожидалось, он должен был примкнуть, о том, что угрожало его жизни, о принуждении к клятве, сами слова этой клятвы.
– Разве нарушение клятвы не грех, отец? – наконец спросил он. – А измена? Кажется, я должен совершить или то, или другое.
Лицо Ланфранка было тревожным, губы сжаты, его острый ум сейчас был занят возможным восстанием в доверенных ему землях, с далеко идущими последствиями, и требующей немедленного разрешения проблемой его духовного чада, преклонившего колена около его стула. Последнее он счел на этот момент более важным. Когда он заговорил, голос его был добрым:
– Это степени греха, сын мой. Но я хотел бы сказать тебе то, что, как мне кажется, епископ Вульфетан когда-то сказал Гарольду Годвинсону – твой грех в том, что ты поклялся. Я сильно сомневаюсь в том, что если бы ты им воспротивился, они посмели бы тебя убить.
– Возможно, нет, но в то время казалось… – Вальтеоф остановился. – Если бы я не был так пьян…
– Легко быть мудрым после свершившегося дела, – вздохнул архиепископ. – Мне очень жаль тебя, сын мой. Жаль, что ты должен скрывать свое горе. Иногда, когда мы получаем желаемое, оно оказывается не таким, каким мы ожидали его видеть.
– Я знаю, – сказал несчастный Вальтеоф, но его любовь все еще не позволяла ему осуждать Эдит.
Ланфранк продолжал:
– Чем ты рискуешь?
– Моей жизнью, – тихо ответил Вальтеоф. – Когда я подчинился королю в Нортумбрии, он сказал: то, что он прощает один раз, он не простит снова, и я сказал, что и не жду этого.
Архиепископ долго молчал. Казалось, он был весь погружен в молитву. Наконец, он произнес:
– Как я вижу, твоя вина больше состоит в минутной слабости, и связано это с вином. Думаю, ты должен поехать к королю в Нормандию, и рассказать ему все, что ты знаешь о заговоре. Он не обратит это против тебя, хотя они и пытались тебя вовлечь.
– Вы уверены, мой господин? Я боюсь его гнева.
– Гнев его ужасен, – согласился Ланфранк, – но он более милостив, чем многие другие, и ты, сын мой, в прошлом мог в этом убедиться.
– Да, это так, – Вальтеоф оперся подбородком о руки, глядя мимо архиепископа на гобелен на стене. На нем был изображен святой Лоренс во время пытки, вышитый огонь пламенел красными и рыжими цветами. «Мог бы я быть мучеником?» – подумал он. Неожиданно он содрогнулся. Нет, он слишком любит жизнь, да и не из-за чего умирать.
– Думаю, король захочет после всего этого потребовать мою голову, – сказал он, наконец.
Ланфранк чуть улыбнулся.
– Сомневаюсь. Он никогда не посылал никого на смерть, иначе чем на войне. Ты поедешь к нему?
– Конечно, отец. Я должен все ему открыть. А вы освободите меня от клятвы?
– Думаю, после всего, что ты мне рассказал, Господь наш уже освободил тебя, но вот за то, что ты дал ее, я должен наложить на тебя тяжкую епитимью.
Слушая тихо сказанное «Эго тэ абсолво а пеккатис туи ин помине Патрис ет Фили эт Спиритус Санкти», Вальтеоф подумал, что любая епитимья стоит этих слов. Когда он встал с колен, Ланфранк сказал:
– Теперь мы должны поговорить о другой стороне этого дела. Я совершенно не представляю, что затевается. Доходят слухи о передвижении людей, о тайных собраниях. Я не буду пока поднимать шум, но пошлю епископа Джоффрея присмотреть за графом Роджером в Херефорде и Вильгельма де Варенна – за Ральфом Норфолком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107