Меч, нож, молоток они, конечно, старались держать при себе. И даже если бы они оставили что-то, индейцы или эскимосы, наверно, подобрали бы все или почти все. Ланс-о-Мидоуз лежал как раз у них на пути; идя вдоль побережья на каяках или каноэ, они заметили бы дома или развалины домов. Всякий, кто знаком с индейцами и эскимосами, знает, с каким жадным любопытством они относятся ко всему незнакомому, что появляется в их обособленном мире. Они мастера отыскивать предметы – глаза у них, как у коршуна. Разве могли они пройти мимо домов или развалин; для индейца или эскимоса кусочек железа был все равно что для белого золото. Несомненно, они основательно потрудились. Известно, что, например, в Гренландии вдоль всего побережья, от южных областей до Туле и острова Элсмира на севере, в эскимосских стойбищах найдены норманнские изделия. Причем не только железные и другие предметы, представлявшие практическую ценность, но и шахматы и прочая мелочь, которая могла стать игрушкой для детей или своего рода сувениром.
Характерный пример. Норманнская усадьба Валсэй, наверно, одна из богатейших в Аустербюгдене. Люди жили здесь около пятисот лет; во всяком случае, мы знаем, что в 1410 году в местной церкви собралось много народу на свадьбу. А найдено тут очень мало. Доктор Оге Руссел пишет: «Странно, даже непостижимо, что, раскапывая большой дом в Валсэй, мы нашли так мало предметов, притом совсем примитивных. Географическое положение, замечательная церковь и обилие построек делают Валсэй одной из самых больших и богатых усадеб всей колонии...»
Это нужно помнить тем, кто будет раскапывать эскимосские и индейские стойбища на Ньюфаундленде. Может быть, попадутся предметы, принадлежавшие тем, кто жил в домах Ланс-о-Мидоуза.
Мы наняли себе в помощь людей из рыбацких поселков. Под руководством Анны Стины они стали отличными рабочими археологической экспедиции; Карсон Блейк и Джоб Андерсон помогали нам каждый год. Интересно, что в роду Андерсона были норвежцы. Его дед Торстейн, уроженец Бегнадалена в Валдресе, эмигрировал в Канаду и попал в эскимосский поселок Макковик на севере Лабрадора. Он работал бондарем в компании «Гудзон Бей». Женился на эскимоске, которая родила ему уйму детей. Путешествуя вдоль берегов Лабрадора и Ньюфаундленда, я встречал невероятное количество Андерсонов. Этот норвежец, как говорится, оставил много следов.
По утрам, как только начинались работы, появлялся Джордж Декер. Громко стучала палка, на которую он опирался из-за больной ноги; по пятам за ним трусила его собака. Еще не дойдя, он начинал рассказывать очередной, нередко грубоватый анекдот, и сам же первый громко хохотал. Этот северянин отличался удивительной энергией и жизнерадостностью, к тому же он был неисчерпаемым источником не только анекдотов, но и всяких преданий о людях, животных и родной земле. В этом с ним никто не мог потягаться. Недаром его прадед был одним из первых поселенцев на острове. Мы прозвали Джорджа Декера Биг Чиф (Большой Начальник) и эта кличка ему понравилась. Незаурядный человек... При первой встрече в нем легко было ошибиться: смуглое морщинистое лицо с вызывающе задранным подбородком казалось довольно сердитым. Он и впрямь умел сердиться, когда что-нибудь было ему не по нраву, но нам он запомнился своей душевностью и тактом. Этот старый рыбак был настоящим джентльменом. Джордж Декер держался с достоинством, не робел даже перед министрами и членами парламента, когда они нас навещали. В глухом уголке на северной оконечности Ньюфаундленда протекла вся его жизнь, здесь он сам поставил дом, вместе с сыновьями построил лодку, изготовил рыболовные снасти. Кроме того, у него было старое дедовское ружье и еще кое-какая мелочь. Больше он ни в чем не нуждался и чувствовал себя ровней любому. Редко я встречал таких независимых людей, как Джордж Декер.
Я уделил здесь столько места Биг Чифу не только потому, что он стал нам хорошим другом, но и потому, что он принес много пользы экспедиции. Теперь его нет больше, Биг Чиф недавно умер.
Погода улыбалась нам, часто выпадали солнечные дни, настолько теплые, что можно было работать без рубашки и купаться в реке. Летали комары, но это были пустяки по сравнению с теми роями, к которым я привык в других частях Канады. Болото за площадками побелело от цветущей морошки, на откосах террасы цвела земляника. Мы нетерпеливо ждали, когда распустит бутоны ирис. Наконец он расправил свои причудливо торчащие лепестки – и местами словно расстелились голубые ковры. Рыбаки были довольны: в море установилась нужная температура и косяки трески пришли к островам. Дрейфующего льда не было, лишь изредка течение приносило одиночный айсберг. Великан, севший на мель у Грейт-Сакред-Айленда, уменьшался на глазах. Ежедневно около полудня мы слышали грохот – это откалывался очередной обломок. Сверкающая гора льда, словно белым бордюром, была оторочена полосой из обломков.
«Халтен» стоял на якоре довольно далеко от Ланс-о-Мидоуза – мели не пускали его ближе. На борту в гордом одиночестве пребывал капитан. Он редко сходил на берег, для него естественной средой было море, а земля – местом, куда наведываются при крайней необходимости. Впрочем, капитан следил за нашими делами. Весь день он не выпускал бинокль из рук и, если замечал, что кто-нибудь ленится, устраивал нерадивому на борту хорошую головомойку.
В уютном местечке на берегу реки, под прикрытием террасы, мы поставили палатку, где закусывали и отдыхали. Мимо нас проходили мальчишки с удочками. Чаще всего в заводях попадалась форель, но иногда рыболов мог похвастаться лососем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71