Дон Тадео поклонился и ничего не отвечал. Антинапоэль указал ему на лошадь и сказал:
– Когда отец мой будет готов, мы поедем.
Дон Тадео сел в седло, токи последовал его примеру, и отряд двинулся в путь.
На этот раз дон Тадео был свободен; он дышал всей грудью, он ехал во главе отряда, возле вождя. Эта искусственная свобода, которой он мог наслаждаться после жестокого стеснения, испытанного им за несколько минут перед этим, совершенно успокоила его мысли и позволила взглянуть на его положение с менее мрачной точки зрения.
Человек создан таким образом, что для него от самого глубокого отчаяния до самой безумной надежды – один почти неприметный шаг. Если он имеет перед собой несколько дней или только несколько часов жизни, он составляет самые безумные планы и скоро убеждает себя наконец, что осуществление их возможно и даже легко. В глубине сердца он в особенности рассчитывает на благоприятные обстоятельства, которые могут представить ему случай или Провидение. Эти два слова – синонимы в уме несчастных; с тех пор как существует свет, они остановили на краю бездны большее число страдальцев, нежели все пошлые утешения, которыми осыпали их. Человек чрезвычайно мечтателен: пока он жив, пока его воображение может предаваться своему полету, он не теряет надежды.
Поэтому и дон Тадео, хотя и наделенный высоким умом и глубокой опытностью, невольно начал составлять самые странные планы побега. Находясь во власти самого неумолимого своего врага, один и без оружия, в неизвестной стране, он не терял надежды не только найти свою дочь, но и вырвать ее из рук ее гонителей и убежать вместе с ней.
Эти планы и эти мечты по крайней мере тем хороши, что возвращают человеку мужество и позволяют ему хладнокровно смотреть на печальное положение, в котором он находится.
Между тем индейцы мало-помалу приблизились к горам; теперь они взбирались по первым ступеням Кордильер.
Солнце, уже опускалось за горизонт, когда Антинагюэль скомандовал остановиться. Место было выбрано очень хорошо. Это была узкая долина на невысокой вершине одного холма, положение которого делало неожиданное нападение почти невозможным.
Антинагюэль велел раскинуть лагерь и отправил нескольких человек – одних для рекогносцировки, а других настрелять дичи. В быстроте своего отступления ароканы не подумали захватить провизию. Токи велел срубить несколько деревьев для костров. Через час охотники воротились с дичью. Лазутчики не открыли ничего опасного. Ужин был весело приготовлен, и каждый делал ему честь.
Антинагюэль, казалось, забыл свою ненависть к дону Тадео; он говорил с ним с величайшим уважением и оказывал ему чрезвычайное внимание. Полагаясь совершенно на его слово, он оставлял его совершенно свободным в его поступках, не обнаруживая ни малейшего беспокойства.
Как только ужин был окончен, расставили часовых, и все заснули. Один дон Тадео напрасно искал сна; слишком мучительное беспокойство пожирало его, и он не мог сомкнуть глаз. Сидя под деревом, склонив голову на грудь, он провел целую ночь в глубоких размышлениях о страшных событиях, которые нарушали его спокойствие. Мысль о дочери довершала его горесть; несмотря на надежду, которой он старался прельстить себя, положение его было так отчаянно, что ему едва ли предстояла какая-либо возможность выйти из него.
Иногда воспоминание о двух французах, которые уже дали ему столько доказательств преданности, пробегало в его мыслях; но предположив даже, что эти смелые люди успели бы найти его следы, что они могли сделать, несмотря на все свое мужество? Безумна была бы борьба их против такого множества врагов; очевидно, они должны были бы пасть, не спася его.
Восход солнца застал дона Тадео погруженным в эти печальные мысли; сон ни на секунду не смыкал его утомленных век. Между тем все зашевелилось в лагере; лошади были оседланы, и индейцы, наскоро позавтракав, отправились в путь.
Этот день прошел без всякого происшествия, достойного упоминания. Вечером раскинули лагерь так же как и накануне, на вершине холма; но на этот раз ароканы, зная, что неожиданное нападение невозможно, не принимали таких предосторожностей как прежде.
Дон Тадео, побежденный наконец усталостью, погрузился в тяжелый сон и проснулся перед самым отъездом. Антинагюэль вечером отправил нарочного вперед; этот человек воротился в лагерь в ту самую минуту, когда отряд отправлялся в путь. Вероятно он привез хорошее известие, потому что, слушая его донесение, вождь улыбнулся несколько раз. Потом, по знаку Антинапоэля, весь отряд поскакал галопом, все более и более углубляясь в горы.
ГЛАВА LXXIX
Ультиматум
Антинагюэль уже успел нагнать воинов, которым поручил охранять донну Розарио. Оба отряда соединились в один. Токи имел сначала намерение переехать Анды и удалиться к пуэльчесам; но проигранное им сражение имело для ароканов ужасные последствия.
Их главные селения были сожжены испанцами и разграблены, а жители перебиты или взяты в плен. Те, которые могли бежать, сначала без цели бродили по лесам; но потом узнав, что токи успел спастись, они соединились и отправили к нему послов просить помощи и принудить его стать во главе войска, назначенного охранять границы.
Антинагюэль, радуясь реакции своих соотечественников, воспользовался ею, чтобы утвердить свою колеблющуюся власть после испытанного им поражения. Он переменил план своего пути и во главе только ста человек приблизился к Биобио, между тем как по его приказанию другие воины рассыпались по всей области, чтобы призвать народ к оружию.
Токи не имел уже притязания как прежде распространить ароканское владычество;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174