они даже нарочно увеличивали его страх; но наконец, – что случается в подобных обстоятельствах гораздо чаще нежели думают, – шутки прекратились; мало-помалу страх дона Рамона сообщился насмешникам, которые с ужасом видели, что их положение становилось с каждой минутой безвыходнее.
– Черт побери труса! – сказал наконец генерал сенатору. – Неужели вы не можете дрожать не так сильно? Утешьтесь, ведь вас убьют только один раз.
– Легко вам говорить, – отвечал сенатор прерывающимся голосом, – я не военный; это ваше ремесло такое, что вас должны убить, для вас это все равно.
– Гм! – возразил генерал. – Не столько как вы думаете! Но успокойтесь, если это продолжится еще, нам всем придет конец.
– Э! Что вы говорите? – прошептал бедняга с удвоенным ужасом.
– Ясно как день, что если дон Панчо не поторопится придти к нам на помощь, мы все здесь погибнем.
– Но я не хочу умирать, – вскричал сенатор, залившись слезами, – я не солдат. О! Умоляю вас, мой добрый, мой почтенный дон Тибурчио Корнейо, позвольте мне уйти!
Генерал пожал плечами.
– Какое вам дело до этого? – продолжал сенатор умоляющим голосом. – Спасите мне жизнь, научите меня, как я должен выбраться из этой проклятой сумятицы?
– Откуда я знаю? – отвечал генерал с нетерпением.
– Послушайте, – сказал сенатор, – вы мне должны две тысячи пиастров, которые я выиграл у вас в monte, неправда ли?
– Ну что ж далее? – спросил генерал, раздосадованный этим неприятным воспоминанием.
– Дайте мне средство выбраться отсюда, и я не возьму с вас этих денег.
– Вы дуралей, дон Рамон; неужели вы думаете, что если бы я мог выбраться отсюда, я остался бы здесь?
– Вы мне не друг, – сказал сенатор с унынием, – вы хотите моей смерти, вы жаждете моей крови.
Словом, бедняга почти помешался; он сам не знал что говорил; страх лишил его и того немногого здравого смысла, который оставался в нем. Впрочем, положение генерала Корнейо становилось все более и более критическим: резня была страшная; солдаты падали один за другим под ударами Мрачных Сердец, засевших во всех углах площади.
Две или три вылазки, которые предпринял дон Тибурчио, были отражены; не пытаясь более, солдаты увидели себя вынужденными заботиться только о том, чтобы их укрепления не были разрушены.
Вдруг сенатор подпрыгнул как ужаленный, бросился к генералу и, схватив его за руку, закричал:
– Мы спасены! Слава Богу, мы спасены!
– Что хотите вы сказать, дон Рамон! Что с вами сделалось? Вы окончательно помешались?
– Я не помешался, – отвечал сенатор, – мы спасены, я говорю вам, что мы спасены!
– Что? Что случилось? Не дон ли Панчо идет наконец к нам на помощь.
– Какой дон Панчо! Я хотел бы, чтобы он провалился в ад!
– Что же такое?
– Как? Разве вы не видите ничего? Посмотрите, за баррикадами, вон на том углу?
– Ну?
– Парламентерский флаг, белый флаг!
– Посмотрим, посмотрим! – вскричал генерал. – Точно, правда! – прибавил он через минуту. – Да здравствуют трусы.
– То-то? А я так увидал! – сказал дон Рамон, потирая руки, развеселившись и начиная ходить с нетерпением.
В эту минуту пуля пролетела мимо него, засвистев над самым ухом.
– Милосердный Боже! – закричал он, упав на землю, где остался неподвижен словно мертвый, хотя не получил ни одной царапины.
Между тем генерал тоже велел выкинуть парламентерский флаг на окопах и приказал прекратить перестрелку. Сражение кончилось. Не слыша более ничего, сенатор как кролик, украдкой выглядывающий из норы, осторожно поднял голову. Успокоившись царствовавшей тишиной, он боязливо приподнялся и начал осматриваться во все стороны. Убедившись наконец, что опасность прошла, он встал на ноги, которые однако еще дрожали и с трудом поддерживали его.
ГЛАВА XXXVII
Парламентер
Как только парламентерский флаг был выкинут, перестрелка прекратилась с обеих сторон; солдаты дона Тибурчио, уже не надеявшиеся получить помощь, обрадовались, что неприятель спас их военную честь, прислав первый парламентера. В особенности сам генерал утомился безуспешной борьбой, которую храбро вел с утра.
– Э! Дон Рамон, – сказал он, обращаясь к сенатору тоном более дружеским, нежели каким говорил до сих пор, – кажется, я наконец нашел средство избавить вас от смерти; стало быть, наше условие остается во всей силе, не так ли?
Сенатор взглянул на него с изумлением; достойный человек вовсе не помнил того, что страх заставил его сказать в то время, как пули свистели в ушах его.
– Я совсем вас не понимаю, генерал, – отвечал он.
– Притворяйтесь-ка невинным, – отвечал дон Тибурчио, со смехом ударив его по плечу.
– Клянусь вам честью, дон Тибурчио, – настаивал сенатор, – я вовсе не помню, обещал ли я вам что-нибудь.
– А!.. Впрочем, это может быть, потому что вы очень боялись; но подождите, я освежу вам память.
– Вы сделаете мне удовольствие.
– Сомневаюсь, но все равно. Не прошло еще и часа, как вы мне сказали на этом самом месте, где мы стоим, что если я найду средства избавить вас от опасности, вы не возьмете с меня двух тысяч пиастров, которые я вам проиграл.
– Вы думаете? – спросил сенатор, в котором пробудилась жадность.
– Я это знаю наверно, – отвечал генерал. – Спросите этих господ, – прибавил он, указывая на офицеров, стоявших возле.
– Это правда, – подтвердили они, смеясь.
– А!
– Да, и так как я не хотел вас слушать, вы еще прибавили...
– Как? – вскричал, подпрыгнув, дон Рамон, который хорошо знал с кем имел дело. – Разве и еще прибавил что-нибудь?
– Как же, – сказал генерал, – вот ваши собственные слова. Вы сказали: я прибавляю еще тысячу.
– О! Не может быть, – вскричал сенатор вне себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174