Асиенда эта находилась всего в нескольких милях от форта Сан-Элесарио, в очаровательной местности и носила название асиенда де-ла-Нориа.Усадьба, в которой жил дон Мигель Сарате, находилась в центре обширной дельты, образуемой реками Рио-дель-Норте и Рио-Сан-Педро, или Чертовой рекой.Усадьба состояла из тех крепких и массивных построек, которые умели строить одни только испанцы, когда были полными и бесконтрольными хозяевами Мексики.Асиенда образовывала большой параллелограмм, поддерживаемый на известных расстояниях огромными контрфорсами Контрфорс — вертикальная выступающая часть здания.

из тесаных камней; подобно всем пограничным жилищам, похожим скорее на крепости, чем на дома, в ней наружу выходило всего несколько узких окон с железными решетками, похожими на бойницы.Жилище это было обнесено толстой стеной, украшенной наверху особенного рода зубцами, называемыми альменами, что доказывало благородное происхождение владельца.Внутри этой стены, но отдельно от главного дома, находились службы, состоявшие из конюшен, сараев, риг и помещений для пеонов Пеон — слуга.

.В конце двора, в углу, над крышей асиенды, возвышалась в виде террасы высокая квадратная колокольня часовни.В этой часовне служил монах по имени брат Амбросио.В глубине долины, имевшей в длину более пятидесяти миль, виднелись целые леса цветущих кактусов, стволы которых достигали пяти и даже шести футов в диаметре.У дона Мигеля состояло на службе довольно большое число пеонов, так как он занимался в больших размерах культурой сахарного тростника.Все, кому приходилось заниматься культурой сахарного тростника, прекрасно знают, что его разводят черенками, которые горизонтально кладут в борозды на полу футовой глубине. Из каждого узла затем выходит стебель, достигающий до трех метров высоты, который и обрезают в конце года, чтобы добыть из него сахар.Стояло одно из тех чудесных американских утр, когда природа точно справляет праздник.Centzontle Американский соловей (индейск.).

своим пением поддерживал установившуюся за ним репутацию; кардиналы с розовым горлом, голубые птицы и попугаи весело щебетали, порхая в зеленой листве; вдали на равнине стадами паслись легкие пугливые антилопы, а иногда на горизонте галопом проносились испуганные манады Манада — стадо, табун.

диких лошадей, поднимавшие тучи пыли ударами своих копыт.Несколько аллигаторов, валявшихся в речном иле, грели на солнце свою чешую, а в вышине над долиной величественно реяли большие орлы Сьерра-Мадре.Дон Мигель быстро несся иноходью, любимым аллюром мексиканских мустангов, состоящим в том, чтобы заставлять лошадь поднимать передние ноги, в то время как задние почти не отделяются от земли.Асиендадо употребил всего четыре часа на то, чтобы проехать расстояние от городка до своего дома, куда он приехал часов около девяти утра.В дверях его встретила дочь, которой пеоны уже успели доложить о его возвращении и которая поспешила выйти к нему навстречу.Дон Мигель пробыл в отсутствии около двух недель и поэтому он с величайшим удовольствием отдавался ласкам своей дочери.Поцеловав ее несколько раз и все еще продолжая прижимать ее к своей груди, асиендадо в то же время внимательно рассматривал ее лицо.— Что случилось с тобой, моя дорогая Клара? — с участием спросил ее отец. — Ты смотришь что-то печально… или ты, может быть, не рада меня видеть? — добавил он, улыбаясь.— О! Вы не можете этого думать, отец мой, — отвечала девушка, — вы сами прекрасно знаете, как я рада вашему приезду.— Спасибо, дитя мое; но в таком случае что же значит эта печаль, которую я читаю на твоем лице?Девушка опустила глаза, но ничего не ответила.Дон Мигель бросил пытливый взор вокруг себя.— Где дон Пабло? — спросил он. — Почему он не пришел встретить меня, или, может быть, его нет в асиенде?— Нет, отец, он здесь.— Ну, так почему же он не вышел ко мне навстречу?— Он не вышел потому… — начала, запинаясь, молодая девушка.— Почему?— Потому что он болен.— Мой сын болен! — вскричал дон Мигель.— Я не так сказала, — продолжала донна Клара.— Да говори же, ради самого Неба!— Пабло не вышел, отец, потому что он ранен.— Ранен! — вскричал асиендадо и, оттолкнув дочь, быстро взбежал по ступенькам крыльца, прошел, не останавливаясь, через несколько зал и вошел в комнату своего сына.Молодой человек, бледный и осунувшийся, лежал на постели.Увидя отца, он улыбнулся и протянул ему руку.Дон Мигель очень любил своего сына, единственного наследника его имени.— Что это за рана, о которой мне сейчас говорила дочь? — с волнением спросил он сына.— Это меньше, чем ничего, отец мой, — отвечал молодой человек, обменявшись взглядом с сестрой, входившей в эту минуту. — Клара тут совсем с ума сошла и только попусту напугала вас.— Но ведь ты же ранен? — продолжал отец.— Да, но, повторяю вам, это пустяки.— Скажи же мне, наконец, где и как ты получил эту рану?Молодой человек покраснел, но молчал.— Я хочу это знать, — настойчиво повторил дон Мигель.— Боже мой, отец, — отвечал дон Пабло недовольным тоном, — я не понимаю, чего вы так беспокоитесь; я не ребенок, за которого нужно дрожать из-за малейшей царапины… до сих пор вы никогда особенно не тревожились в таких случаях, хотя раны бывали и посерьезнее этой.— Очень может быть, но ты мне сегодня так странно отвечаешь и так стараешься скрыть от меня, каким образом тебя ранили, что мне кажется, что тут дело гораздо серьезнее и ты умышленно стараешься скрыть правду.— Вы ошибаетесь, отец, я вам это сейчас докажу.— Я буду очень рад, если это так… Говори!.. Клара, дитя мое, пойди и прикажи подавать завтрак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95