Между тем генерал Гверреро успел собрать многочисленную армию, насчитывающую до двенадцати тысяч человек — цифра эта должна показаться огромной, если принять во внимание малочисленность французского отряда.
Нельзя обойти молчанием того факта, что генерал сильно побаивался французов, но старался маскировать страх постоянными передвижениями своих войск, не позволяя себе при этом близко подходить к французским аванпостам.
Он старательно следил за всеми действиями графа, чтобы быть в состоянии дать своевременный отпор его отряду.
Читателю может показаться странным, что жители Латинской Америки, почти поголовно принадлежащие к потомкам испанцев, до сих пор сохранили какой-то суеверный страх перед европейскими завоевателями, хотя со времени покорения прошло несколько столетий. Смелые подвиги первых героических авантюристов еще не забыты, и в эпоху борьбы за независимость не раз случалось, что при одном появлении небольшого испанского отряда тысячи мексиканских инсургентов обращались в постыдное бегство.
То же самое повторилось и теперь. Триста французских авантюристов, затерянных в чужой стране и не умевших даже объясниться на ее языке, удачно выдерживали натиск двенадцатитысячной армии, во главе которой стояли прославленные полководцы. Но этого мало, горсть французов не только заставляла трепетать всю Сонору, но в то же время наводила страх на центральное мексиканское правительство.
Неслыханная дерзость и безрассудство предпринятой графом экспедиции еще более усиливали внушаемый им страх. Затея дона Луи была до такой степени безумна, что рассудительные люди не допускали даже и мысли о том, чтобы граф действовал без союзников, которые ждали только удобного момента для открытого выступления.
Граф старательно поддерживал эти взгляды с помощью своих шпионов и лазутчиков. Смелость его атак, решительность всех действий и, наконец, взятие без единого выстрела Магдалены — все это увеличивало опасения мексиканского правительства и мешало ему начать энергичные военные действия.
Было около пяти часов утра, когда фрессада, закрывавшая вход в палатку графа, была кем-то приподнята снаружи и в палатку вошел человек.
Этот неожиданный визит разбудил графа, он протер глаза и, схватив пистолет, спросил твердым голосом:
— Кто тут?
— Это я! — отвечал гость. — Кто же может войти, кроме меня?
— Валентин! — радостно вскричал граф, отбрасывая пистолет в сторону. — Добро пожаловать, брат, я ждал тебя с нетерпением.
— Спасибо, — сказал охотник. — Разве Курумилла не предупредил тебя нынче о моем приходе?
— Да, — рассмеялся граф, — он сделал это, несмотря на свое обычное молчание.
— Таков уж у него характер. Ну, я пришел сообщить тебе кое-какие сведения, о которых случайно забыл сегодня утром, но это, кажется, к лучшему.
Граф спал совершенно одетым, завернувшись в сарапе.
— Садись на бутаку, — сказал он охотнику, — давай потолкуем.
— Лучше выйдем наружу.
— Как хочешь, — ответил ему Луи, подозревая, что охотник недаром предлагает прогуляться на воздухе.
Друзья вышли из палатки.
— Капитан де Лавиль, — обратился охотник к молодому человеку, ходившему взад и вперед перед палаткой, — дайте нам, пожалуйста, десять всадников для конвоя, атакже двух лошадей для меня и для графа.
— Сейчас?
— Если это возможно.
— Разумеется.
— Мы уезжаем из лагеря? — спросил Луи, когда они остались вдвоем.
— Да, мы едем в Магдалену, — сказал охотник.
— В настоящую минуту такая поездка не очень уместна.
— Почему?
— Я жду ответа от генерала.
— Ты спокойно можешь ехать, — с насмешливой улыбкой заметил охотник, — ответа ты все равно не получишь. Приезд полковника имел единственную цель — усыпить твою бдительность.
— О-о! Ты уверен?
— Абсолютно.
В эту минуту подъехал конвой.
Луи и Валентин вскочили на лошадей.
Было около шести часов утра. Поле казалось пустынным, при каждом порыве ветра деревья качали своими сырыми от обильной речной росы ветвями, и с них то и дело сыпался крупный дождь на кустарник. Солнце мало-помалу испаряло густой туман, поднимавшийся к небу, птицы, притаившиеся в листве, пробуждались и уже оглашали воздух своим пением.
Друзья ехали молча, несколько опережая свою свиту. Поводья их лошадей оставались не натянутыми, глаза всадников рассеянно блуждали по великолепному пейзажу, расстилавшемуся перед ними.
Скоро за поворотом дороги показались первые домики селения, весело выглядывавшие из густых зарослей флорибондуса и дикого винограда.
Луи поднял голову.
— Недурно, — проговорил он, как бы отвечая на собственный вопрос. — Генерал Гверреро ловко подшутил надо мной. Очевидно, полковник Суарес являлся только затем, чтобы разглядеть мой лагерь и узнать его расположение.
— Вне всякого сомнения.
— Куда же мы теперь едем?
— Смотреть петушиный бой.
— Смотреть петушиный бой? — удивленно спросил граф. Охотник многозначительно посмотрел на графа.
— Магдалена славится своими петушиными боями, которые устраивают в день храмового праздника.
— А-а! — равнодушно произнес Луи.
— Уверен, они тебя заинтересуют, — насмешливо добавил Валентин.
Граф понял, что его друг говорит все это только для вида, из боязни быть подслушанным, и перестал расспрашивать, надеясь на скорые объяснения.
Между тем они въезжали в Магдалену, дома уже начали отпирать, и их обитатели, только-только пробудившиеся от сна, весело приветствовали французов дружескими кивками головы.
Проехав две или три улицы, наши всадники по знаку Валентина остановились перед домом, не очень привлекательным на вид, который тем самым резко выделялся среди остальных зданий и невольно останавливал на себе внимание чужестранца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70