У самого укрепления он очутился лицом к лицу с Джоном Брайтом, который ожидал его, опираясь на свою винтовку.
— Что вам надо? — грубо спросил американец. — Говорите скорее, мне некогда болтать.
Граф окинул его надменным взглядом с головы до ног, принял самую презрительную позу и пустил ему в лицо клуб дыма.
— Вы неучтивы, любезнейший, — сухо заметил он.
— Послушайте! — крикнул тот. — Вы что, оскорблять меня пришли, что ли?
— Я пришел оказать вам услугу, но если вы не перемените своего тона, то я боюсь, что буду вынужден отказаться от своих намерений.
— Оказать мне услугу, прошу покорно! А какую же услугу вы можете мне оказать? — усмехнувшись, спросил американец.
— Вы грубиян, с которым говорить очень неприятно, — с осуждением заметил граф. — Я предпочитаю уйти.
— Уйти? Нет, подождите, теперь вы наш драгоценный заложник! Я заберу вас, господин, и отпущу только тогда, когда мне будет выгодно, — возразил американец.
— Неужели? Странно же вы понимаете справедливость! Любопытно право! — вскричал граф все так же насмешливо.
— Справедливости нет там, где речь идет о разбойниках.
— Благодарю за комплимент, почтеннейший. Как же вы удержите меня против моей воли?
— А вот как! — сказал американец, грубо схватив его за плечо.
— Кажется, прости Господи, вы подняли на меня руку! — с живостью вскричал граф, высвободившись быстрым движением.
Не успел переселенец опомниться, как граф перехватил его поперек туловища, приподнял и изо всей силы швырнул через укрепление.
Великан грохнулся оземь посреди своего лагеря совсем ошеломленный.
Вместо того, чтобы удалиться, как сделал бы всякий другой на его месте, молодой человек скрестил руки и преспокойно ждал, куря сигару.
Переселенец между тем, едва опомнившись от удара, встал, потирая бока, встряхиваясь, как мокрая собака, и принялся ощупывать себя, проверяя, все ли кости целы.
Женщины вскрикнули от ужаса, увидев его необычный способ возвращения в лагерь.
Сын и слуги глядели на него, готовые стрелять при малейшем знаке.
— Бросьте оружие! — приказал он им и, снова перескочив через укрепление, подошел к графу.
Тот стоял совершенно бесстрастно.
— Ага! Вы вернулись, — заметил он. — Как вам полет?
— Полноте, полноте, — возразил американец, протягивая ему руку, — я был неправ, я грубая скотина, простите меня!
— Так-то лучше, таким вы мне нравитесь больше; всегда стоит прежде понять друг друга. Ну, теперь вы расположены слушать меня, не правда ли?
— Как нельзя более.
Есть люди, с которыми, подобно тому как поступил граф с Джоном Брайтом, надо действовать при помощи крайних мер, чтобы дать им почувствовать свое превосходство. С подобными людьми надо не рассуждать, но отколотить их, после чего всегда окажется, что эти несговорчивые люди становятся кротки, как агнцы, и делают все, чего от них хотят.
Американец, наделенный большой физической силой и полагаясь на нее, считал себя вправе быть дерзким с человеком худощавым и тщедушным, как ему казалось, но едва этот человек, такой слабый по наружности, доказал ему неоспоримо, что сильнее его, американец, как бык, спрятал рога и отступил.
— Этой ночью, — заговорил тогда граф, — на вас напали черноногие. Я хотел прискакать на помощь, но это оказалось невозможным, да я и опоздал бы в любом случае. Однако, так как по некоторым причинам люди, напавшие на вас, питают ко мне уважение, то я воспользовался своим влиянием на них, чтобы заставить возвратить вам угнанный у вас скот.
— Благодарю; верьте, я искренне сожалею о том, что произошло между нами, но я был так раздосадован этой потерей…
—Я все понимаю и прощаю вам от всего сердца, тем более, что и я, быть может, встряхнул вас не слишком-то нежно с минуту назад.
— Пожалуйста, не говорите об этом больше.
— Как хотите, мне все равно.
— А мой скот?
— Он в вашем распоряжении. Хотите сейчас же получить его?
— Не скрою, что…
— Очень хорошо, — перебил его граф, — подождите меня минутку, я пойду скажу, чтобы его привели.
— А вы не думаете, что я должен опасаться индейцев?
— Нет, если вы будете поступать правильно.
— Так я ожидаю вас.
— Вам придется подождать всего несколько минут. Граф сошел с пригорка тем же спокойным шагом, каким пришел.
Когда он вернулся к индейцам, его окружили друзья.
Они видели все, что произошло, и пришли в восторг от способа, которым граф прекратил спор.
— Боже мой, как американцы грубы! — вскричал молодой человек. — Отдайте ему скот, вождь, и покончим с этим, прошу вас. Грубиян чуть было не взбесил меня.
— Вот он сам идет, — произнес Серый Медведь с неуловимой улыбкой.
Действительно, Джон Брайт направлялся к ним. Достойный американец после надлежащей нотации от жены и дочери сам усмотрел всю неловкость своего поведения и от души желал поправить ее.
— Право, господа, — сказал он, приближаясь, — мы не можем так расстаться. Вы оказали мне громадную услугу, и мне хотелось бы доказать вам, что я совсем не так глуп, как, вероятно, кажусь. Будьте же так добры и согласитесь отдохнуть у меня с часок, хотя бы только для того, чтобы доказать, что простили меня.
Это приглашение было сделано так откровенно и вместе с тем дружелюбно, добрый человек так явно стыдился своей неловкости и желал загладить ее, что у графа не хватило духу отказать ему.
Индейцы расположились на том же месте, где стояли, вождь и трое охотников последовали за американцем в лагерь, где скот уже стоял на своем прежнем месте.
Прием был таким, какой обычно бывает в прериях.
Женщины наскоро приготовили закуску в палатке, пока Уильям со слугами разбирал укрепление, чтобы открыть проход для гостей, которых вел за собой отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99