Белый Бизон остановил его величественным жестом.
— Мне следует ответить на слова нашего гостя, — медленно промолвил он, — после такого прямого и честного объяснения он имеет право требовать от нас той же откровенности.
— Я вас слушаю, милостивый государь, — ответил граф с полным хладнокровием.
— Из двух человек, находящихся перед вами, один — ваш соотечественник.
— Ага! — тихо произнес де Болье.
— И этот соотечественник — я. Граф холодно поклонился.
— Я подозревал об этом, — сказал он. — Тем больше у меня причин к недоверию.
Серый Медведь сделал резкое движение.
— Дай гостю высказаться, — остановил его Белый Бизон.
— Да мне и говорить-то особенно нечего; просто я думаю, что тот, кто добровольно отказывается от благодеяний цивилизации и соглашается на жалкое прозябание в прериях, кто разрывает все семейные и дружеские узы и по собственной воле уходит жить к индейцам, тот должен иметь на совести много позорных — если не преступных — деяний, раз угрызения побудили его осудить себя на такое ужасное искупление.
Старик нахмурил брови; смертельная бледность покрыла его лицо.
— Вы молоды, милостивый государь, и не имеете права возводить подобные обвинения на старика, поступки которого, жизнь, даже имя вам вовсе не известны.
— Это правда, — благородно сознался граф. — Простите меня за то, что я, быть может, невольно оскорбил вас.
— За что мне сетовать на вас? — грустно продолжал старик. — Вы — дитя, рожденное только вчера, глаза которого открылись среди ликований и веселья; в вашей спокойной и приятной жизни едва насчитывается несколько дней, протекших в мире и благоденствии дорогой Франции, оплакиваемой мной ежедневно.
— Позвольте остановить вас на этом, милостивый государь! Мир, о котором вы говорите, не существует во Франции.
— Что вы хотите сказать?
— То, что возмутившийся народ вторично изгнал Бурбонов.
Глаза старика заблестели, нервный трепет пробежал по его телу; он схватил графа за руку.
— Ах!.. — воскликнул он с непередаваемым выражением в голосе. — Какое же правление теперь во Франции?
— Монархическое.
— Как монархическое? Но ведь вы сказали, что Бурбоны в изгнании!
— Старшая ветвь, но не младшая…
— Так герцог Орлеанский овладел наконец престолом? — вскричал старик, волнуясь все сильнее и сильнее.
— Да, овладел, — тихо ответил граф.
— О! — прошептал изгнанник, закрыв лицо руками. — Неужели мы боролись так долго, чтобы прийти к этому результату?
Молодой человек невольно испытывал сочувствие к этой загадочной личности, находившейся перед ним в глубокой скорби.
— Кто же вы, милостивый государь? — спросил он.
— Кто я? — с горечью повторил старик. — Один из разгромленных исполинов, заседавших в Конвенте 1793 года!
Граф отступил на шаг, выпустив руку, которую было взял.
— А! — воскликнул он.
Изгнанник бросил на него быстрый взгляд.
— Покончим с этим, — сухо и решительно сказал он, подняв голову, — вы в нашей власти, милостивый государь, всякое сопротивление напрасно, лучше примите наши условия.
Граф пожал плечами.
— Вы сбрасываете личину, — ответил он, — и мне это больше нравится. Но позвольте сказать еще одно слово, прежде чем я выслушаю вас.
— Я слушаю.
— Я — дворянин, как вам известно; стало быть, мы старые враги, и где бы ни встретились, мы не можем стоять иначе, как друг против друга; рядом — немыслимо!
— Да, они все одинаковы, — пробормотал старик, — можно сломить этих гордецов, но заставить погнуться — никогда…
Граф насмешливо поклонился, вставил монокль в глаз и скрестил на груди руки.
— Я жду, — сказал он.
— Время дорого, — продолжал бывший член Конвента, — всякие пререкания между нами — лишний труд, мы никогда не придем к согласию.
— Это, по крайней мере, ясно, — ответил граф, улыбаясь, — дальше!
— Дальше вот что: через два дня все индейские племена поднимутся одновременно по условленному знаку, чтобы свергнуть иго американцев.
— Мне-то какое дело? Не за тем же я приехал так далеко, чтобы заниматься политикой?
Старик едва сдержал гневный жест.
— К несчастью, вы не вольны поступать как вам заблагорассудится, вы должны покориться нашим условиям — но не мы вашим; вы примите их или умрете!
— Ого! Продолжаете действовать прежними средствами, как я погляжу. Но я вооружаюсь терпением; говорите, что вам надо от меня?
— Мы требуем, — сказал старик, намеренно придавая вес каждому слову, — чтобы вы возглавили экспедицию.
— Я?! Но почему именно я? В чем мои преимущества перед другими?
— Потому что только вы одни можете исполнить роль, которую мы вам назначили.
— Полноте, вы сошли с ума!
— Безумны вы, если до сих пор не поняли, что с тех пор, как повстречались с индейцами, вы были бы давно убиты, не распространяй мы старательно слухи, которые охраняли вас и вызывали всеобщее благоговение, несмотря на вашу бессмысленную отвагу и самоуверенность!
— Э! Да это, видно, подготовлено издалека?
— Целыми веками.
— Черт побери! — вскричал граф прежним насмешливым тоном. — При чем же тут я, осмелюсь спросить?
— Признаться, — ответил Белый Бизон также насмешливо, — ваша роль не очень значительна, любой другой годился бы нам для нее не хуже вас; на вашу беду, вы как две капли воды походите на человека — единственного, который может предводительствовать нами; но этот человек давно умер и едва ли воскреснет для того, чтобы вести нас на бой. Следовательно, вам придется занять его место.
— Прекрасно… а не будет ли с моей стороны нескромно осведомиться об имени человека, на которого я имею честь походить в такой поразительной степени?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99