Отдайте приказание остановиться, выбрав выгодную позицию. Мальчугана оставьте здесь, я пришлю его к вам, если понадобятся другие распоряжения, или, пожалуй, сам приду. Главное, никому ни слова, чтобы никто не угадывал причины внезапной остановки. Впрочем, мы скоро узнаем, в чем заключается измена, которую мы уже предчувствовали смутно.
— Иду, командир, приказания ваши будут исполнены в точности, желаю успеха!
— Як вашим услугам, — обратился Мишель к девушке.
— Ну, а я-то? — вскричал Паризьен.
— Ты? Оставайся здесь.
— Гм, — проворчал он, по своему обыкновению, — это мы посмотрим.
— Пойдемте, сударь, — сказала Лилия, плотно закутываясь в теплую накидку.
Они вышли из шалаша.
Едва скрылись они из виду, как Паризьен крадучись последовал за ними, прилагая все старание, разумеется, чтобы не увидал его командир, который не простил бы ему такого ослушания.
ГЛАВА XXVII
Сыроварня в Вогезах
После обильного обеда или изысканного ужина большая часть гастрономов, если не все, дабы пробудить жажду к последнему и решительному нападению на расставленные перед ними бутылки разных форм и величин с отличным вином, отрезают себе с наслаждением ломтик грюэрского сыра, не подозревая, что эта скромная принадлежность десерта чуть ли не одно из самых поэтических произведений, когда-либо измышленных гастрономией.
Однако нет ничего, что изготовлялось бы при обстановке более пленительной и среди природы более живописной. Там, где прекращается всякая промышленная деятельность, начинается та, от которой происходит грюэрский сыр.
Высокие горы, душистые травы — вот свидетели и неизбежные условия его изготовления.
Стремясь всегда ближе к небу, этот почти неизвестный промысел процветает на одних местностях с атамактом, тмином, альпийской трехцветной фиалкой, горным паклуном, ползучим пятилистником и душистым Ивановым цветом.
Когда пробуют низвести это своеобразное производство ближе к долинам, сыр портится, невкусен, и надо опять подниматься на высоты.
До войны с Пруссией, между Гебвиллером и Эльзасским Бал оном, в окрестностях Мюрбаха, находилась сыроварня обширных размеров, ныне, вероятно, уже не существующая.
И там, надо полагать, как везде, где пруссаки проходили в Эльзасе, они оставили за собою одни развалины.
Мы опишем место в немногих чертах.
Трудно передать словами величественный и вместе живописный вид площадки, где стояла сыроварня. С самого порога двери расстилалась перед глазами цепь Вогезов, вершины которых смутно обрисовывались вдали на краю небосклона.
У подножия площадки, точно бездна, уходила вглубь Гебвиллерская долина с рядом вершин в четыре этажа, высившихся по обе стороны ее, справа и слева, тогда как туманная пелена носилась над этою пропастью и делала ее невидимою. Ущелье поднималось к северо-западу до самого центрального кряжа, где расширялось в площадки, летом зеленеющие, но зимой, как и в настоящую минуту, покрытые снегом. Над ними высился Ротабах со своим изрытым гребнем, еще выше выставлял свою величественную и спокойную главу Гонек, к северу бесчисленное множество вершин выглядывали одна из-за другой, точно волны морские, которые бегут вдогонку, вдали стоял, со своею формою в виде конторки, Донон, высшая точка Вогезов в департаменте Нижнего Рейна, направо в смутной дали простиралась долина Рейна, а по другую сторону, далеко-далеко, хребет Шварцвальда со своими неправильными зигзагами выделялся на небосклоне, еще рдевшем от последних лучей вечерней зари. Леса, уже полные мрака, казались большими черными пятнами при первом взгляде на эту обширную картину природы.
И постройка дома была из самых странных. Лицевой фасад составлял самую главную часть его. Так как он был очень длинен и с двумя рядами окон, то скат крыши образовывал тупой угол и придавал строению вид приплюснутый. Крыша была из гонта, то есть драниц наподобие шифера; на ней лежало несколько больших камней, чтобы не снесло ее бурей. Окна, полукруглые сверху, вообще имели свинцовые рамы с мелкими стеклами; но некоторые из этих переплетов, вероятно уничтоженные временем, заменены были новейшими рамами, неприятно поражавшими взор в сопоставлении со старыми. На боковом фасаде были небольшая дверь, ворота и несколько круглых отдушин конюшни; к противоположному фасаду примыкал громадный деревянный хлев с такими же отдушинами. На камне число 1574, высеченное рельефом, свидетельствовало о почтенной древности. Маленькая дверь вела в сени, где деревянный фонтанчик день и ночь бил тоненькою струйкой, чистой как кристалл, в сосновое корыто, из которого вода стекала по желобу на двор. В этих сенях, где постоянно журчала вода, стирали белье, полоскали овощи, мыли формы для сыра и даже поили скот зимою. Из сеней проходили в другое помещение, истинно поражающего, циклопического характера. Всем известны громадные очажные колпаки, под которыми могло укрываться целое семейство и где дым мог клубиться, не встречая препон. Пусть теперь читатель представит себе, что подобный колпак простирается до стен и составляет потолок: так была построена эта обширная комната. Громадный очаг с трубой занимал главную стену и один служил источником света, вековая сажа покрывала стены снизу доверху; она облепляла всякий предмет, блестела, как черный мрамор, и с течением времени стала тверда, как бронза; над очагом была утверждена железная полоса с крюком, чтобы вешать котел, и поддерживалась она приставленною к ней под прямым углом другою такою же полосою, поворачивавшеюся на кольцах; против очага старый поставец красовался с лучшею посудою маркара или сыровара;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168