Пруссаки, рассмотрев старика, тотчас же узнали в нем анабаптиста по темному цвету и устаревшему покрою его грубой одежды, застегивавшейся крючками вместо пуговиц.
После минуты безмолвия капитан Шимельман спросил:
— Кто вы? Как вас зовут? Что вы тут делаете? — Старик будто не замечал повелительного и грозного тона, которым произнесены были эти слова.
— Я готов, сударь, — сказал он кротким голосом, — отвечать, насколько сумею, на все вопросы, какие вам угодно будет сделать мне, но я просил бы вас обращаться ко мне только с одним зараз, дабы я мог отвечать ясно.
— Пожалуй, — согласился капитан тоном уже не таким грозным, — как вас зовут?
— Меня зовут Иоганом Шипером.
— Сколько вам лет?
— Восемьдесят два года и семь месяцев.
— Вероятно, вы здесь живете?
— Нет, сударь, мой дом на площадке Конопляник, в деревне того же имени.
— Ремесло ваше?
— Я земледелец, как до меня были отец и дед и, если угодно Богу, сыновья мои будут после моей смерти.
— Хорошо, клянитесь отвечать правду на вопросы, которые вам сделают.
— «Не призывай Имени Моего всуе», — сказал Господь. Клясться я не стану, это запрещается Священным Писанием, я просто скажу «да» или «нет», более этого я сделать не могу.
— Берегись, старый негодяй! — гневно крикнул капитан. — Твое лицемерие может стоить тебе дорого.
— Я в руках Божиих; что бы вы ни сделали со мною, с головы моей не падет волоса без Его воли. Никогда я не лгал, не в восемьдесят два года же мне начинать. Расспрашивайте меня, и я отвечу, как обязался, но не требуйте от меня безбожной клятвы, которой не допускает моя совесть и вера моя запрещает давать; ни угрозы, ни насилия, ни истязания не вынудят меня произнести ее.
Слова эти были сказаны голосом спокойным, но с твердостью и с таким достоинством, что капитан невольно был, тронут и задумался. Он знал анабаптистов с давних пор и понял, что угрозами не добьется ничего. Итак, он овладел собою и продолжал хладнокровнее:
— Вы знаете человека, который живет в этом доме? Вероятно, это ваш приятель?
— Я знаю его, как все мы знаем друг друга в горах, но он мне не приятель.
— Как же вы очутились здесь?
— Разве необходимо быть приятелем того, в чьем доме находишься?
— Почему же вы здесь? Что привело вас в этот дом?
— Желание оказать услугу другому лицу.
— Говорите яснее.
— Путешественник желал идти сюда, дороги он не знал, попросил меня служить ему проводником, и я согласился.
— Кто был этот путешественник?
— Дама, которая вчера вечером просила у меня гостеприимства и нашла приют в моем доме.
— Ага! Очень хорошо, — сказал капитан с нехорошею улыбкой, — а какое же дело имела она до хозяина дома, где мы находимся?
— Не знаю, дама эта мне совсем неизвестна, дела ее меня не касаются, к чему мне было расспрашивать ее?
— Куда же девалась эта дама?
— Она ушла отсюда.
— Когда?
— С полчаса самое большее.
— Знаете вы, куда она отправилась и какое приняла направление?
— Не знаю.
— Как вы могли пробраться сюда незамеченные нами?
— Мы прибыли в этот дом за три четверти часа до вас; трактирщик, по просьбе дамы, скрыл нас в погребе, где мы и оставались долго.
— Стало быть, вы слышали все, что происходило в этой зале?
— Не только слышал все, но и видел.
Офицеры переглянулись значительно.
— Отчего же вы не ушли с этою дамой? — продолжал капитан.
— Из человеколюбия я не мог оставить несчастного раненого без помощи.
— Вы знаете его?
— Нет.
— Имя его вам неизвестно?
— Я вам сказал уже, что не знаю его.
— Каким образом были умерщвлены эти два человека?
— Они умерщвлены не были.
— Как! Вы осмеливаетесь это утверждать пред этим трупом и в присутствии умирающего? Вы лжете!
— Я вам сказал, что в жизнь свою не говорил лжи, эти два человека умерщвлены не были.
— Как же все произошло, если вы знаете?
— Знаю, я был при этом.
— Говорите.
— Тот, что ранен, поссорился с другим неизвестным мне человеком, пришедшим немного после него, оба обнажили шпаги и стали драться, да простит им Бог такое большое преступление. Пока они бились, тот, что лежит там мертвый, подкрался сзади к одному из противников и хотел убить его; тогда трактирщик, который скрывался под столом, вскочил на ноги, бросился на того человека и убил его, вот как все произошло.
— Кто ранил человека, который лежит там?
— Тот, с кем он бился.
— Куда девался этот человек?
— Он ушел.
— Один?
— Нет, с дамой, трактирщиком и его семейством.
— Когда вы в первый раз упомянули о даме, которой служили проводником, вы назвали ее путешественником.
— Действительно, назвал.
— С какой стати вы употребили это выражение по поводу женщины?
— Потому что дама перед выходом из моего дома, чтоб идти сюда, сочла нужным из предосторожности надеть мужское платье.
— Ага! В каком же она платье?
— В здешней крестьянской одежде.
— Дама эта молода и прекрасна, не правда ли?
— Она молода, но прекрасна ли, не знаю, я не посмотрел на нее.
— Когда она просила у вас приюта вчера вечером, она была одна?
— Нет, кажется, я уже говорил, что ее сопровождало несколько человек.
— Что это за люди?
— Дамы и прислуга.
— Мужская?
— Да, слуги.
— А ночью, когда шла сюда, она была одна с вами?
— Нет, двое вооруженных слуг шли впереди. — Офицеры опять переглянулись.
— Итак, — продолжал капитан, — друзья этой дамы остались в вашем доме?
— Остались.
— И теперь должны быть там?
— Я знать не могу, что у меня в доме делается в мое отсутствие.
— Правда, мы удостоверимся в этом. Вы подтверждаете, что все, сказанное вами, в точности справедливо?
— Вполне.
— Хорошо, мы скоро увидим это; горе вам, если вы солгали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168