веселые солнечные лучи позлатили лесистые склоны гор и придали большую яркость темной зелени сосен и лиственниц.
Мишель был взволнован, мысли его кружились толпой в возбужденном мозгу. Что бы это была за неожиданность, которую готовили ему с такою таинственностью? В чем могла она состоять? Отчего Оборотень стал соучастником этой тайны? Какой важный интерес мог его побудить к тому? Он поворачивал эти вопросы на все лады и не находил логичного на них ответа.
Вдруг Паризьен остановился, вскрикнув от изумления.
— Что такое? — спросил Мишель.
— Поглядите-ка, командир, ведь мы, кажется, набрели на знакомых.
Он указал на человека шагах в пятидесяти, который бежал к ним навстречу с распростертыми объятиями. Мишель поднял глаза.
— Ивон Кердрель! — вскричал он с живейшей радостью. — Ивон, мой друг, мой брат!
И он бегом бросился к нему. Друзья крепко обнялись и оставались, таким образом, несколько минут.
Когда первое волнение немного утихло, завязалась беседа, им было что сообщить друг другу, столько событий, и таких грустных, свершилось со времени их разлуки!
Однако они продолжали идти. Безотчетно, быть может, под влиянием тайного предчувствия, Мишеля так и влекло вперед, он горел нетерпением достигнуть цели своего продолжительного пути.
— Прости мне хитрость мою, голубчик Мишель, — говорил Ивон. — Это я потребовал, чтобы Оборотень привел тебя сюда, не говоря тебе ни слова.
— Прощаю вам обоим, — весело ответил Мишель, — но как же это ты имеешь обо мне такие подробные сведения, а я ровно никаких вестей о тебе не имел? Зачем ты тут?
— Это длинная история, и приниматься рассказывать ее теперь нельзя; довольствуйся тем, что соединением нашим мы обязаны одному Отто фон Валькфельду.
— Ах ты, Господи! Что за странный человек этот Отто! Как снег на голову упал он в мою жизнь, и я не только ему обязан, но и полюбил его как друга, хотя едва знаю.
— Отто человек недюжинный и благородной души, он любит, он предан нам, и я, да некоторые лица еще, обязаны ему многим в эти последние дни.
— О каких это некоторых лицах еще говоришь ты, брат?
— Ага! Не пропустил мимо ушей? — заметил Кердрель улыбаясь. — Да и к чему бы мне оставлять тебя долее в неведении? Я немедленно сообщу тебе нечто радостное.
— Ведь ты меня держишь словно на горячих угольях.
— Не надолго, будь покоен, ты ведь шел к ферме Высокого Солдата?
— Ну да, чтоб встретить там мать и сестру.
— Только напрасно прошелся бы: ни матери, ни сестры твоей на ферме более нет.
— Что ты хочешь сказать? — вскричал Мишель задыхающимся от волнения голосом. — Не случилось ли с ними несчастья? Говори, ради Бога!
— Успокойся, брат, ничего не случилось такого, чего ты мог бы опасаться для них, мать твоя и сестра целы и невредимы, они не подвергались никакой опасности, и здоровье их превосходно.
— Благодарение Богу! — воскликнул молодой человек. — Но зачем же они оставили ферму Высокого Солдата?
— Потому что их убежище сделалось известно пруссакам. Этой несчастной фермы уже не существует более: немцы овладели ею, перебили всех жителей и сожгли ее дотла.
— А матушка что же? Ты, кажется, ничего не говоришь о матушке, Ивон?
— За два дня до нападения на ферму госпожу Гартман предупредил Отто фон Валькфельд, который неизвестно каким способом знает все, что делается у неприятеля. Тотчас дамы простились с честною фермерскою семьей, которою приняты были так радушно. К великому своему огорчению, они не успели убедить этих добрых людей уйти с ними. Те одно твердили, что ни во что не вмешивались и никого не трогали, следовательно, им нечего опасаться насилия со стороны неприятеля. Увидишь, как доверие их оправдалось. Целых четверо суток это мирное жилище было жертвой грабежа, насилия, огня и меча. Между тем путешественницы, под охраною Отто фон Валькфельда, достигли верного убежища.
— Все Отто фон Валькфельд!
— Все он же, когда надо оказать помощь.
— Чем я когда-либо в состоянии буду отплатить этому великодушному другу?
— Любя его так, как он любит нас, Мишель.
— Да говори же скорее, куда укрылись матушка и сестра? Ты ведь знаешь, Ивон?
— Еще бы нет, мы живем, бок о бок; они и предупредили меня, что ты идешь, и послали к тебе навстречу.
— Как же это так? Вы живете бок о бок?
— Ну да, любезный друг.
— Где же, скажи ради самого Бога!
— И ты еще не угадал? Здесь, у Дуба Высокого Барона.
— Виноват, дружище, я совсем растерялся и закидываю тебя пустыми вопросами. От радости у меня помутилось в голове. Стало быть, тут есть где-нибудь жилье поблизости?
— Конечно, сейчас сам увидишь и немало будешь изумлен.
— Пойдем, пойдем скорее! — вскричал Мишель, глубоко взволнованный. — Спасибо вам, и тебе, и моему честному Жаку, вы действительно достигли своей цели и доставили мне приятнейшую неожиданность, не думал я, что сегодня мне предстоит такая радость!
— О! Радость гораздо больше, чем ты полагаешь, брат, это еще ничего.
— Как! Это не все?
— Впереди остается нечто весьма любопытное. Мы не одни здесь, понимаешь?
— Увы, нет. Но все равно, продолжай.
— Знаешь, кого я встретил в Базеле, когда мне удалось спастись бегством?
— К черту Базель! Что ты мне теперь запел про него? Лучше кончай, что говорил.
— Это я и делаю, брат.
— Ну, как хочешь, продолжай, — согласился молодой Гартман с видом человека, который покоряется неизбежному, но ровно ничего не понимает.
— Впрочем, — продолжал Ивон с своим бретонским хладнокровием, — я знал, что должен встретить их там, и, признаться, для них только туда и отправился.
— Это все в Базель-то?
— Да, в Базель, любезный друг.
— Но для кого же, наконец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168