Только цитадель на вершине скалы выделялась своим желтоватым цветом, гармонировавшим с цветом морского прибрежного песка. За городом поднимались крутые изъеденные глубокими водомоинами склоны гор, вершины которых уходили в облака.Надо признаться, однако, что в то время, с которого начинается наш рассказ, несмотря на горделивое название портового города, Гуаймас имел вид жалкой деревни, в нем не было ни церкви, ни гостиницы, хотя нельзя того же сказать о питейных заведениях, которых, напротив, было слишком много.Дух, царящий в общественной жизни Соноры, не представлял ничего отрадного. Чувствовалось, что, несмотря на все усилия европейцев оживить, внести новую, свежую струю в жизнь населения, долгая тирания испанцев, в течение трех веков тяготевшая над ним, если и не окончательно сделала его неспособным к тому, что мы называем общественной инициативой, то надолго деморализовала его и заглушила всякое проявление стремления к развитию. Это настроение отразилось и на Гуаймасе.В тот день, когда начинается наш рассказ, около двух часов пополудни, Гуаймас, несмотря на жгучие, почти отвесно падавшие лучи солнца, загонявшие в это время всех его обитателей в низенькие домики, где они мирно предавались сну, был необычно оживлен. Иностранец, случайно попавший в этот момент в толпу, мог бы подумать, что ему довелось быть свидетелем одного из пронунсиаментос, которые ежегодно терзают эту несчастную страну и которыми новые правители возвещают, что им удалось вырвать власть или даже только малую толику власти у своих предшественников, с тем, конечно, чтобы вскоре уступить ее новым соперникам.Между тем никакого пронунсиаменто не появлялось.Местная власть, представляемая генералом Сан-Бенито, губернатором Гуаймаса, была довольна, по-видимому, нынешним правительством.Контрабандисты, леперос Леперо — босяк, нищий.

и индейцы племени яки продолжали наслаждаться полным спокойствием, никто не трогал их, и им предоставлялось спокойно заниматься их ремеслом, так что и они не имели повода быть недовольными правительством.Откуда же происходило оживление, царившее в городе? Какая причина подняла на ноги все это ленивое население и заставила его забыть о послеобеденной сиесте?Уже три дня, как город охватила золотая лихорадка.Губернатор, уступая просьбам наиболее знатных торговцев, назначил пятидневную ферию-де-плата, буквально — серебряную ярмарку.Игра в банк, содержимая знатными горожанами, была открыта для народа в самых известных домах.Но что особенно было оригинальным и что едва ли возможно было встретить где-либо в другом месте, это то, что игра шла также на улицах и площадях. Всюду под открытым небом были расставлены столы, по которым струилось золото, и каждый, обладающий реалом Реал — мелкая испанская монета.

, без различия положения в обществе и цвета кожи, имел право попытать свое счастье у любого стола.В общественной жизни Мексики в то время царил один закон, быть может, нашедший оправдание в ее истории. Граждане этой страны мало интересовались прошлым своей родины и с удовольствием стерли бы самую память о нем. Они с лихорадочной поспешностью стремились взять все, что могла им дать настоящая минута. Так живут все нации, которые чувствуют свое близкое исчезновение.Мексиканцем правят два вожделения: любовь к азартному риску и женщинам. Мы именно говорим — вожделения, так как чувства эти нельзя назвать страстью. Страсти толкают человека на необычайные дела, овладевают его волей, ломают душевное равновесие. Ничего подобного не встречается у жителя Мексики.Вот почему вокруг игорных столов, несмотря на духоту и зной, царило чрезвычайное оживление. Несмотря на это, все совершалось в полном спокойствии и порядке, хотя на улицах не видно было ни одного представителя власти.Почти на середине Калле-де-ла-Мерсед, одной из наиболее широких улиц Гуаймаса, перед красивым домом стоял стол, покрытый зеленым сукном и отягченный грудами золота. У стола стоял человек лет тридцати, стройный, с хитрым выражением на лице. Он потрескивал в руках колодой карт и с лукавой улыбкой на губах заманчиво приглашал многочисленных зрителей попытать счастья.— Ну же, благородные кабальерос, — говорил он вкрадчивым голосом, масляными глазами обводя толпу завертывавшихся в лохмотья «кабальерос», надменно и бесстрастно глядевших на него своими черными глазами, — ведь не могу же я выигрывать вечно, счастье непостоянно. О, я слишком хорошо знаю это! — и он с грустью и словно в раздумье покачал головой. — Ну, ставлю сто унций Унция — мера веса, равная 28, 35 г. Здесь речь идет об унции золота.

, идет? — как бы в приливе решимости воскликнул он наконец. — Кто держит? Была не была!Он умолк.Никто не отвечал.Нисколько не обескураженный этим, банкомет пересыпал с руки на руку пригоршню золотых монет в расчете, что против их горячего блеска не устоит и самая твердая воля.— Это хорошенькая сумма, сто унций, кабальерос, с ними даже тот, кто не красивее черта, может смирить самую гордую красавицу. Ну-ка, кто держит?— Ба-а! — сказал только что подошедший леперо, строя презрительную мину. — Великая вещь сто унций! Если бы вы не обыграли меня до последнего гроша, Тио-Лукас, я бы поддержал их, да.— Я сам был просто в отчаянии, сеньор Кукарес, — отвечал, разводя руками и наклоняя голову, банкомет, — правда, счастье в тот раз совсем не благоприятствовало вам. Но я был бы счастлив, если бы вы не отказались взять у меня одну унцию.— Вы шутите, — гордо выпрямляясь, отвечал леперо. — Сеньор Тио-Лукас, оставьте у себя свое золото и не заботьтесь обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96