Асиендадо согласился на это с тем большим удовольствием, что сам испытывал крайнюю усталость, так как не привык к подобного рода путешествиям. После скудного ужина, состоявшего из маисовых лепешек и жареных водяных курочек, обильно посыпанных перцем и облитых пульке, дон Сильва даже не подумал выкурить сигару, что он неизменно делал каждый вечер перед отходом ко сну, а прямо завернулся в свой сарапе, растянулся на земле ногами к огню и мгновенно заснул.Дон Марсиаль и донья Анита сидели несколько минут молча, устремив глаза на асиендадо и с беспокойством следя за его сном. Наконец, когда Тигреро окончательно убедился, что дон Сильва действительно спит, он приблизился к молодой девушке и, наклонившись к ее уху, тихо проговорил:— Простите меня, донья Анита, простите меня!— Простить вас? За что? — удивленно спросила она.— Боже мой, да ведь я вижу, что вы из-за меня переносите все эти лишения.— О, эгоист! — ответила она, взглянув на него своими жгучими глазами. — Да разве я и не для себя переношу их?! Ведь я люблю вас!— Благодарю, благодарю вас! — закричал он вне себя от радости. — Вы мне возвращаете бодрость, которая, я уже чувствовал, покидала меня! Но, Боже мой, как теперь выкрутиться из всего этого?— Как выкрутиться? Я знаю, как, — живо отвечала она. — Надо только иметь терпение. Мой отец, поверьте мне, скоро изменит свое мнение относительно вас.Тигреро печально улыбнулся.— Но ведь не могу же я без конца водить вас по прерии.— Это верно, — сказала Анита упавшим голосом. — Что же делать?— Не знаю. Вот уже два дня мы ходим вокруг Гетцали. Отсюда до колонии всего лишь около двенадцати миль, но я никак не решусь войти в нее.— Неужели! — пробормотала молодая девушка.— Ах! — продолжал Тигреро, и в глазах его загорелся огонь. — И почему только человек этот — ваш отец, донья Анита?— Не говорите так, дорогой мой! — воскликнула она и зажала ему рот своей маленькой ручкой. — Зачем отчаиваться? Бог добр, Он не оставит нас. Мы не знаем, что нас ожидает, возложим на Него надежды наши.— Однако положение наше незавидное, — отвечал на это Тигреро, покачав головой. — Ходить вот так, бесцельно, наудачу далее невозможно. Хотя ваш отец совершенно не знает прерий, но в конце концов все же догадается, что я его обманываю, и тогда я безнадежно упаду в его глазах. С другой стороны, войти в колонию, это значит отдать вас в руки человека, которого вы ненавидите. Это возмутительно, и я не желаю способствовать этому. О! Я с удовольствием отдал бы десять лет жизни, чтобы знать, что мне делать.В это время как будто само Небо услышало его слова и пожелало прийти ему на помощь. Произнося последние слова, Тигреро машинально огляделся по сторонам. Прерия лежала окутанная тьмою, но неподалеку от того места, где они расположились, он заметил светящуюся точку, которая два раза поднималась к небу из высокой травы, описывая каждый раз странные, причудливые линии в воздухе. В то же время его привычное ухо различило тихое ржание лошади.— Странно, — проговорил он будто сам с собою, — что бы это значило? Не сигнал ли это? Но мы здесь одни, вчера весь день я не мог обнаружить ни малейшего следа. Что же это за свет показался и сейчас же исчез? И это ржание?..— Что с вами, дорогой мой? — заботливо спросила его донья Анита. — Вы чем-то обеспокоены. Не угрожает ли нам какая-нибудь опасность? Говорите, вы знаете, я не из трусливых, а рядом с вами разве может что-то испугать меня? Не скрывайте ничего. Происходит что-то необыкновенное, не правда ли?— Да, правда, — отвечал дон Марсиаль, — происходит что-то не совсем обыкновенное, но успокойтесь, опасности нет никакой.— Но что же это такое? Я ничего не вижу.— Смотрите! — проговорил дон Марсиаль, показывая рукой в направлении привлекшего его внимание места.Девушка внимательно посмотрела в ту сторону и увидела то, что несколько раньше заметил дон Марсиаль. В траве засветился слабый свет и описал в воздухе замысловатую линию.— Это сигнал, несомненно, — заметил Тигреро, — кто-то засел там.— Разве вы кого-то ждете? — спросила она его.— Никого, но только мне кажется, что этот знак относится ко мне.— Не забывайте, что мы находимся в прерии и, по всей вероятности, окружены индейскими отрядами. Может быть, это они переговариваются между собой при помощи этого света, который мы видели уже два раза.— Нет, донья Анита, вы ошибаетесь. В настоящее время вокруг нас не может быть ни одного индейского отряда. Мы одни, совершенно одни.— Откуда вам это известно? Ведь вы ни на минуту не отходили от нас и не можете знать, что делается вокруг.— Донья Анита, дорогая моя, — отвечал дон Марсиаль торжественным голосом. — Прерия есть великая книга Господня, на ней Бог запечатлел неизгладимые письмена, которые тот, кто привык к жизни в ней, может читать легко и свободно. Ветер, шумящий среди деревьев, ручей, катящийся по песку, птица, летящая в воздухе, лань или бизон, пасущийся в высокой траве, аллигатор, лениво валяющийся на брюхе в иле, — все это для меня знаки, которые никогда не обманут. Два дня, как мы не встречаем ни одного следа индейцев. Бизоны и другие животные, которые попадались нам, пасутся спокойно, не выказывая ни малейшей тревоги, птицы также не выражают никакого волнения, аллигаторы почти совершенно зарылись в ил. Все эти живые существа чуют приближение человека, и особенно индейца, на значительном расстоянии, и как только почувствуют его, убегают и скрываются со страшной быстротой — такой страх внушает им венец творения — человек. Повторяю вам, мы здесь одни, совершенно одни, сигнал может относиться только ко мне. Вот он повторяется опять, смотрите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96