Прежде всего они сочли нужным убедиться, что убийцы графа де Жюмонвиля, действительно, покинули место побоища. Затем Бержэ набожно преклонил колени перед телом молодого офицера и стал молиться. Молитва охотника была, наверное, услышана на небесах. В то время, как канадец молился и оплакивал безвременную смерть молодого полного жизни офицера, Тонкий Слух, вооружившись висевшим у него на поясе широким ножом, принялся усердно копать могилу в земле, еще влажной от пролитой крови.Вождь взялся за это неприятное дело только из дружбы к охотнику, потому что его, как краснокожего, не могла, конечно, печалить смерть бледнолицего графа де Жюмонвиля. Канадец встал и, глядя на останки французского офицера, со слезами на глазах прошептал:— Бедное дитя! Такой молодой! Красивый! Храбрый! И так кончить жизнь!.. Изменнически убить среди леса!.. Бедное дитя!Затем он осторожно приподнял голову капитана, отрезал локон волос, снял двойной медальон, висевший у него на шее на тонкой стальной цепочке, достал из кармана бумаги и, поцеловав в лоб, опустил тело на землю.«Что скажу я его брату?.. Думал ли он, что его ждет такой конец, отправляясь парламентером к англичанам?.. Как сообщить его брату эту ужасную новость?.. В состоянии ли я буду исполнить все это?..»И он молча стоял, погруженный в думы, которые сверлили ему мозг.Тем временем вождь закончил свою работу.Тонкий Слух подождал с минуту, а затем, видя, что его друг стоит, задумавшись, подошел к нему.— Вы кончили, вождь?— Да.— Что же, снесем этих несчастных в их последнее жилище. По крайней мере, здесь им нечего уже будет бояться людской измены, здесь их ждет вечный покой.Затем, завернув графа де Жюмонвиля в знамя, которое оказало ему такую плохую защиту, Бержэ положил его вместе с остальными убитыми в яму, вырытую индейцем. Славный саван для молодого человека! Англичане почему-то не взяли у него парламентерского флага. Может быть, впрочем, они сами устыдились своего гнусного поступка и не осмелились оскорблять жертву своего предательства.Два человека засыпали землей трупы и навалили на могилу тяжелые камни. Теперь они могли быть уверены, что дикие звери не осквернят последнего убежища, где покоятся люди, убитые, хотя и подобными себе, но более жестокосердными братьями.Исполнив этот долг, канадский охотник встал и с бледным лицом и нахмуренным лбом, протянув руку над свежезасыпанной могилой, проговорил:— Покойтесь с миром, благородные жертвы, вы будете отомщены!Вождь в знак одобрения молча наклонил голову, и оба друга удалились быстрыми шагами по неизвестным тропинкам леса. Глава IV. НА «КРАСИВОЙ РЕКЕ» Первые французы, попадая в Северную Америку, особенно восхищались красотами берегов реки Огио. Эту реку, причудливо извивающуюся по самой гористой части страны, богатой живописными видами, они назвали «Красивой рекой», и она сохраняла это название до тех пор, пока французы не покинули Канады.Огио образуется из соединения двух рек, Манонгохела и Аллеганы, и, пробежав несколько сот миль и приняв в себя бесконечное множество притоков и ручьев, под названием Огио впадает в Миссисипи, которую индейцы называют Матерью вод.Бесчисленное множество островов и островков, которыми усеяно ее русло, и очень быстрое течение, вследствие чего суда должны держаться только середины реки, — все это, вместе взятое, делает плавание по этой реке очень опасным.Довольно высокие берега образуют длинную цепь холмов, прерываемых там и сям ровными и лесистыми долинами, изобилующими дичью.Берега Красивой реки так же пустынны в настоящее время, как и в ту эпоху, к которой относится наш рассказ. В этих местах жили и живут почти исключительно одни кочующие племена. По временам в эти места заходят индейские охотники или лесные бродяги. Вот и все.Мы не знаем, чем объяснить отсутствие оседлого населения в этой стране, изобилующей лесами, состоящими из деревьев наиболее ценных пород. Как бы там ни было, а можно с уверенностью сказать, что колонисты, если бы им вздумалось поселиться здесь, находились бы в самых благоприятных условиях, — им не пришлось бы влачить жалкое существование.Почти в десяти милях от форта Дюкэна, среди густого леса, стоял скромный домик, выстроенный, по обыкновению всех колонистов, из толстых, едва отесанных бревен. Двухсотлетние или трехсотлетние деревья, перепутанные лианами, окружали его непроницаемым поясом и защищали лучше, чем всякие рвы и брустверы. В этом, в сущности, довольно небольшом домике имелось три окна, — неслыханная роскошь в этих пустынных местах. Окна эти, хотя и пробитые без всякой претензии на симметрию, до известной степени, служили украшением домика, выстроенного, очевидно, без участия архитектора. В окна были вставлены даже стекла, а изнутри они закрывались крепкими дубовыми ставнями. Крыша из маисовой соломы низко спускалась по краям, образуя нечто вроде навеса. Стен почти не было видно, их скрывали от глаз листья винограда и других вьющихся растений. Вправо и влево от двери, обитой железом, под тенью растений, образовавших род беседки, стояли большие дубовые скамьи.Внизу, невдалеке от этого живописного и очаровательного приюта, протекала небольшая речка, капризно извивавшаяся под зеленым сводом и, в нескольких милях дальше, впадавшая в Аллегану. Кругом дома, на пространстве приблизительно трех гектаров, почти все деревья были вырублены и место из-под них вскопано заступом. В ста шагах от домика помещались сараи, где хранилось зерно, солома и вообще все съестные припасы владельцев домика. Между сараями и домом, ближе к последнему, приютился курятник, откуда доносилось кудахтанье штук двадцати кур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63