— С отцом я всегда спокойна, ровна и беззаботна, а когда я вижу вас, со мной происходит совсем иное. Когда я вижу вас, слышу ваш голос — я чувствую то страшную тоску, то безумную радость. Надежда встретить вас до боли сжимает мне сердце и я вся горю желанием видеть вас. Я вся дрожу, когда собираюсь сюда, и все-таки я сажусь в пирогу и еду.Молодой человек не знал, что и отвечать канадке на эти слова. Это происходило, впрочем, вовсе не от излишней скромности… Нет, за это можно было смело поручиться. Ему не раз приходилось иметь дело с опытными кокетками, которые говорили с ним почти таким же языком, как молодая канадка, и он всегда умел пользоваться такими случаями.Но ему еще никогда не приходилось выслушивать такие откровенные признания при первой же встрече и, притом, в такой безыскусственной форме.Чистосердечная наивность, полнейшее неведение этого ангелоподобного создания, которое, спокойно улыбаясь, стояло перед ним, покоряли и восхищали его в одно и то же время.В его сердце вспыхнула любовь, любовь целомудренная и благородная, как и та, которая ее внушала, — любовь, которая, как он это чувствовал, могла окончиться только с его смертью. Слова любви просились у него с языка, но он не произносил их.Зачем стал бы он выражать словами то, о чем так ясно говорили его глаза? Если бы он хоть тысячу раз подряд повторил:«Я вас люблю! Я вас обожаю!» — эти слова не могли бы найти более верного доступа к сердцу этого прелестного и целомудренного ребенка, чем его почтительное молчание.Они молча смотрели друг на друга, как очарованные. Несмотря на свое скептическое отношение ко всякого рода чувствительным сценам, а тем более в любовных похождениях, Золотая Ветвь тоже не мог остаться равнодушным зрителем и, отвернувшись, незаметно смахнул бежавшие из глаз слезы.— Все это пустяки! — ворчал он при этом, — мой капитан впадает в детство! Я не понимаю, как это можно объясняться в молчанку… Ну, да не в том дело… Это действует даже и на меня, черт возьми! Не знаю только почему! Признаться, я был бы очень рад, если бы кто-нибудь намылил мне шею, как это проделает завтра прачка с этим платком.С этим словом он вынул из кармана платок, которому, по всей вероятности, в первый раз пришлось намокнуть от слез, хотя владелец платка и сам не знал, что именно заставляет течь слезы по его щекам, обожженным американским солнцем.Наконец, оба влюбленных обрели дар речи.Солдат весь превратился в слух.— Как вас зовут? — спросила канадка офицера.— Луи.— Луи! Очень хорошее имя, оно мне нравится, — сказала она, хлопая в ладоши.— Почему?— Да разве вы не знаете, что так же точно звали и нашего святого короля?— Да, это правда.— Я говорю про короля Франции!— Вы знаете это? — удивленно сказал молодой человек.— Я знаю все, что касается Франции.— Вы — француженка.— Да.— О! Тем лучше! А как вас зовут, милое дитя?— Анжела. Вам нравится это имя?— Анжела? Разумеется.— Я очень рада, что это имя вам нравится! — вскричала она.— По-моему, это как нельзя более подходящее имя для вас.— Почему? — спросила она, не придавая никакого особого значения своему вопросу.— Вы забываете, что слово Анжела происходит от слова ангел, — отвечал офицер, целуя в то же время ее ручки.— Вы смеетесь надо мною?— Боже сохрани!Она прямо посмотрела ему в лицо и прочла в его глазах, что он говорит истинную правду.— Вы любите рыбную ловлю? — спросила она.— За неимением лучшего.— А вы будете приезжать сюда иногда удить рыбу?— Каждый день.— Хорошо, когда вам надоест удить или читать, вспомните обо мне.— Вы не придете больше? — тревожно спросил он.— Приду, но я не буду мешать вам. Я буду поступать так же, как делала это и до сих пор: я буду смотреть на вас.На этот раз Золотая Ветвь не мог удержаться, чтобы не свистнуть, выражая этим и удивление и веселый смех.Молодой человек поспешно отвечал:— Но я не хочу и слышать этого.— Чего?— Я хочу, я желаю, чтобы вы мешали мне заниматься чтением, которое не доставляет мне особенного удовольствия, я требую, чтобы вы мешали мне заниматься рыбной ловлей, которая, сказать вам правду, вовсе не интересует меня. Видите, — прибавил он затем, смеясь, — это нельзя назвать даже жертвой с моей стороны.— Хорошо, я буду приезжать посидеть с вами.— И мы будем болтать?— Как сегодня. Вы живете близко отсюда?— В нескольких милях.— А где именно?— Я служу в гарнизоне форта Дюкэна.— Форт Дюкэн! Я не знаю его, но я часто слышу о нем.— От кого?— От… от моего отца, — отвечала молодая девушка, после легкого колебания.— Ваш отец! Чем он занимается? Он — колонист? При этом простом и вполне естественном вопросе молодаядевушка задумалась и побледнела, несмотря на все стараниескрыть это от глаз своего собеседника.— Вы не хотите огорчать меня, Луи?— Сохрани меня Боже!— В таком случае никогда не говорите мне о… о моем отце. Все подобные вопросы могут угрожать ему большою опасностью. Вот все, что я могу вам сказать о себе: мы живем одиноко среди леса… Отец, по мере сил, старается исполнять все мои малейшие желания. Моя улыбка делает его счастливым. Мы любим друг друга и пока спокойно живем в своем уголке. Я умоляю вас, Луи, как в моих, так и в ваших интересах не пытайтесь отыскивать наше убежище! Дайте мне клятву, что вы исполните мою просьбу!— Клянусь вам, Анжела.— Благодарю.— Ну, а если какие-нибудь непредвиденные обстоятельства столкнут нас лицом к лицу?— Значит, так будет угодно Богу, и я не стану упрекать вас за это. Помните, что все, что ни делает Господь, все к лучшему.— Итак, завтра вы приедете сюда?— Я приеду завтра и буду приезжать каждый день. А теперь мы должны расстаться.— Уже? — печально проговорил Луи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63