Едва она увидала его, как бросилась навстречу с криком радости, которого не в силах была сдержать. Но тотчас же покраснела, опустила голову и остановилась за толстым стволом мексиканского дуба.
Транкиль спокойно слез с лошади, разнуздал ее, любовно потрепал по шее и пустил пастись с другими лошадьми. Сам же он подошел к костру и сел подле Чистого Сердца.
— Ух! — проговорил он. — Наконец-то я вернулся к вам.
— Разве вы подвергались опасности? — с участием спросил Чистое Сердце.
— Нисколько — напротив, Ягуар принял меня, как и следовало ожидать, то есть самым дружеским образом, и был со мною в высшей степени любезен и предупредителен. Да, по правде сказать, мы слишком хорошо знакомы друг с другом, чтобы можно было ожидать чего-либо иного.
Кармела неслышно приблизилась к охотнику, наклонила к нему свою красивую головку и подставила лоб, ожидая поцелуя.
— Здравствуйте, отец, — сказала она ласковым, немного заискивающим тоном, — ты уже приехал?
— Приехал! — отвечал Транкиль, целуя дочь и смеясь. — А тебе, дочурка, отсутствие мое не показалось долгим?
— Простите меня, отец, я вовсе не то хотела сказать, — в замешательстве пробормотала Кармела.
— А что же?
— Так, ничего.
— Неправда, ты что-то скрываешь от меня, но что бы ты ни делала, ты не проведешь меня. Я, дочурка, старая лисица, и тебе не удастся поймать меня на твои хитрости.
— Какой вы злой, отец, — отвечала она, своенравно надувая губки, — вы всегда толкуете в дурную сторону мои слова.
— А, так вот как, сеньорита, гневаться изволите, ну так слушайте, я принес вам добрые вести.
— Правда? — воскликнула она и от радости захлопала в ладоши.
— Разве ты сомневаешься в моих слова?
— О нет, отец.
— Ну, так ладно, садись теперь рядом со мной и слушай.
— Говорите, говорите, отец! — почти закричала она в нетерпении, садясь возле старого охотника.
— Ты желаешь, конечно, узнать, что случилось с капитаном Мелендесом, дитя мое?
— Я, отец? — воскликнула она с удивлением.
— Конечно, я думаю, что тот, кто решился на такой путь, какой предстоял тебе, должен глубоко интересоваться людьми, из-за которых он был предпринят.
Молодая девушка стала серьезной.
— Отец, — сказала она таким решительным тоном, который обличал в ней балованного ребенка, — я не могу сказать вам почему, клянусь вам, что это совсем против моей воли, это — безумие, но при одной уже мысли о том, что Ягуар и капитан Мелендес будут биться насмерть друг с другом, похолодело мое сердце. Но я умею владеть собой, уверяю вас. Я не могу объяснить, почему я стала просить вас вмешаться и предотвратить эту встречу.
Охотник покачал головой:
— Все это непонятно, моя дорогая, — заметил он, — неясны мне твои речи. Правда, сердце женщины для меня закрытая книга, в которой я не могу разобрать ни одной строки, но все-таки скажу тебе: остерегайся, не играй оружием, если ты не знаешь силы его, не умеешь управлять им. Легка антилопа, шутя перепрыгивает она через пропасти и скачет на недосягаемой высоте со скалы на скалу, по самому краю кручи, но приходит минута, когда силы изменяют ей, один неверный прыжок — и она летит в пропасть. Я часто видал подобные случаи в лесах. Остерегайся, дочь моя, поверь словам и опыту старого охотника.
Кармела задумчиво склонилась на плечо отца, щеки ее зарделись, она подняла на него свои прекрасные голубые глаза, полные слез, и тихо, едва слышно печально проговорила:
— Мне больно, отец, я страдаю.
— Боже мой! Дитя мое, ты страдаешь и ничего не скажешь мне. Ты больна? — спросил ее с беспокойством отец. — Но тогда зачем же такое безумство, пускаться ночью в такой путь, через дикий лес.
— Вы не понимаете, отец, — отвечала она со слабой улыбкой. — Я не больна, дело не в том.
— Так в чем же?
— Я не знаю, но сердце мое сжимается, давит грудь. О! Я глубоко несчастна!
И скрыв в ладонях лицо свое, она залилась слезами.
Транкиль глядел на нее с удивлением и ужасом.
— Несчастна! Ты? — воскликнул он и в гневе схватился за голову. — О! Боже мой! Что же сделалось с ней, что она так плачет?
На несколько минут воцарилось молчание. Надо сказать, что еще раньше, когда разговор только начал принимать такой характер, что посторонний человек становится лишним, Чистое Сердце и Ланси поднялись и незаметно удалились в лесную чащу. Отец и дочь остались одни.
Старого охотника охватил один из тех приступов бессильной, тупой тоски, которые именно тем и ужасны, что человек сознает свое бессилие, бесповоротность случившегося и только бесплодно осыпает себя жестокими упреками. Обожая свою дочь, он вообразил, ни минуты не сомневаясь в том, что это он составляет причину ее несчастья из-за своей грубости и неотесанности, и в душе корил себя за то, что не мог сделать жизнь дочери спокойной и тихой, какой он представлял себе ее в мечтах.
— Прости меня, дитя мое, — чуть сам не плача, говорил он, — прости меня, что невольно стал причиной твоих страданий. Видит Бог, я вовсе не желал этого, и не моя вина в том. Всю жизнь я прожил в глуши, где же мне было узнать, как обращаться с такими хрупкими созданиями, как женщины? Но теперь этого не будет: я буду следить за собою, тебе не придется упрекать меня ни в чем, обещаю тебе это, все, что ты хочешь, сделаю. Довольна ты теперь?
Вследствие внезапной реакции чувств, вызванной последними словами отца, слезы молодой девушки прекратились, она рассмеялась, бросилась ему на шею и стала горячо обнимать его:
— Это мне следует просить прощения у вас, мой милый, дорогой отец, — вкрадчивым голосом заговорила она, — потому что я словно потешаюсь, мучая вас, а вы так добры. Я сама не знала, что я говорила сейчас, я вовсе не несчастна, я не страдаю, напротив, я счастлива, я люблю вас, мой дорогой отец, я только вас и люблю, вас одного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103