— Да, — хором ответило угрюмое собрание.
— О-о! Ну так успокойтесь на этот счет: я дам вам отведать ее всласть. Но почему это я не вижу здесь Рамиреса? Может быть, его уже повесили? Он, правда, давно уже заслуживает этого, но не думаю, чтобы он был настолько глуп, чтобы дать себя сцапать агентам мексиканского правительства.
Все это было произнесено таким мягким, певучим голосом, что глумление, которое этим оттенялось еще более, становилось невыносимо для постороннего человека.
— Я услышал свое имя, — сказал Рамирес, появляясь на пороге.
— Да, я произнес твое имя. Что ж? Ты один?
— Нет.
— Они оба здесь? — Оба.
— Вот и отлично. Теперь, если Ягуар так же верен своему слову, как я своему, то я ручаюсь за успех.
— Я сдержал свое обещание, Эль-Альферес, — проговорил Ягуар, за несколько минут до того вошедший в пулькерию.
— Боже мой! Привет вам, мой дорогой, вам и вашим товарищам, так как вы, конечно, не один.
— Со мною двадцать человек, которые стоят ста.
— Браво, я узнаю Ягуара.
Ягуар рассмеялся.
— Они ждут только моего сигнала, чтобы войти.
— Пусть войдут, пусть войдут, время дорого, зачем мы будем тратить его на пустяки?
Ягуар подошел к двери и выбросил закуренную сигаретку, бывшую у него в руках. Двадцать заговорщиков вошли и разместились сзади своего предводителя. За ними вошел Рамирес в сопровождении двух офицеров.
— Все ли между нами выяснено и оговорено, Ягуар?
— Все.
— Мы действуем один по отношению к другому вполне честно и открыто, без задней мысли?
— Да.
— Вы клянетесь?
— Без всякого колебания, клянусь.
— Благодарю вас, глубоко благодарю, мой друг. Со своей стороны, и я клянусь быть вашим верным союзником.
— Сколько у вас людей?
— Вы видите — тридцать.
— Если сюда прибавить двадцать моих, то получится пятьдесят — цифра внушительная. Если дело повести умело, то больше нам и не надо.
— Теперь условимся, что делать каждому из нас.
— Мне кажется, как оговорено раньше: я нападаю на форт, вы — на корвет.
— Отлично! Где проводники?
— Вот мы, — отвечали два человека, сидевшие в углу, с карабинами и в индейских сарапе, с которыми Рамирес разговаривал в первый свой приход в пулькерию, и выступили вперед.
Эль-Альферес несколько минут внимательно разглядывал их, потом обратился к Ягуару:
— Мне кажется, вы можете выступать.
— Сколько вы оставляете с собой людей?
— Берите всех, я оставлю с собой Рамиреса, тех двоих господ офицеров, которым он меня сейчас представит и которые ожидают где-нибудь здесь, вероятно.
— Да, правда, — отвечал моряк.
— Так идите, шакалы, за вашим новым вождем. Временно я отдаю вас под начало Ягуара, я уступаю ему на эту ночь всю мою власть над вами.
Собравшиеся молча наклонили свои головы.
— А теперь, братья, — продолжал другим тоном Эль-Альферес, — помните, что вы идете биться за свободу своей родины и что человек, который ведет вас, не пощадит своей жизни для успеха смелого предприятия, на которое он идет вместе с вами. Так же точно не должны щадить себя и вы, это сделает вас непобедимыми. Идите.
— Не забудьте сигнала: один выстрел в случае неуспеха.
— Три — в случае успеха. Будет успех, брат мой!
— Дай Бог!
— До свидания.
Предводители пожали друг другу руки, и Ягуар вышел из пулькерии. За ним вышли пятьдесят человек. Все они шли молча, осторожно озираясь, как дикие звери, отправляющиеся на добычу.
В пулькерии остались Эль-Альферес, два флотских офицера, Рамирес и содержатель притона, смотревший на все происходившее широко раскрытыми от изумления, ничего не понимающими глазами.
Эль-Альферес сидел неподвижно, наклонившись вперед, и прислушивался к шуму удалявшихся шагов. Когда они затихли совершенно, он встал и обратился к Рамиресу и офицерам, также внимательно прислушивавшимся.
— Да ниспошлет Господь благословение Свое на дела наши! — проговорил он и набожно осенил себя крестным знамением. — Теперь наш черед, господа!
— Мы готовы, — разом отвечали все трое.
Эль-Альферес окинул взглядом опустевший сарай. Пулькеро, содержатель его, частью из любопытства, частью от того, что ничего другого ему не оставалось делать, забился в самый дальний угол и наблюдал оттуда за всеми движениями своих необычных посетителей.
— Эй, ты, поди-ка сюда! — подозвал его Эль-Альферес.
Пулькеро стащил с головы свою соломенную шляпу и поспешил повиноваться.
— Что угодно вам, ваше сиятельство?
— Хочу задать тебе вопрос.
— Как вам будет угодно.
— Любишь деньги?
— Гм! Еще бы, как же их не любить! — отвечал он и изобразил на своей плутовской роже гримасу, долженствовавшую заменить улыбку.
— Ну, вот тебе золотой в двадцать долларов. Только, когда мы уйдем, ты должен сидеть как чурбан одну минуту, а то дорого поплатишься за свое любопытство; и затем ты должен быть и слеп, и нем, и глух относительно всего, что здесь происходило.
— Помилуйте, — низко кланяясь, отвечал пулькеро, — как же, я понимаю, помилуйте, ваше сиятельство, — и спрятав золотой в карман, почтенный пулькеро немного отошел в сторону.
Со времени ухода Ягуара оба офицера пришли в чрезвычайное беспокойство, которое они даже не старались скрыть. Но Эль-Альферес делал вид, что не замечает этого, лицо его, напротив, сияло.
Действительно, предприятие, на которое они решились в сообществе со смелым авантюристом, начинало казаться им не только безрассудным, но и просто бессмысленным, особенно с тех пор, как он по-рыцарски отпустил с Ягуаром тридцать человек, которые им были, как они думали, необходимы.
Эль-Альферес посмотрел внимательно на офицеров.
— Что с вами, господа? — сказал он им с улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103