Дон Торрибио подошел к нему и сказал:— Успокойтесь, сеньор, все обошлось благополучно! Никто не ранен, ваши дамы не пострадали: ягуары убиты.Дон Мануэль с минуту стоял, окаменев, не в силах произнести ни слова, затем воскликнул:— Лоцман, как мне отблагодарить вас! — Он весь дрожал от волнения. — Помните одно, что бы ни случилось, я навсегда останусь вашим должником и вашим другом! — И он несколько раз крепко пожал руку молодого человека.После этого события нечего было и думать продолжать с рассветом путь: дамы, едва оправившись от ужасного потрясения, были еще так слабы и взволнованы, что не могли пуститься в дорогу. Им необходим был полнейший отдых, по крайней мере в течение нескольких часов. Для безопасности бивуак был перенесен на другое место. Обращение дона Мануэля к молодому человеку сразу заметно изменилось; холодный, сдержанный, порой даже надменный, он сделался теперь ласков, предупредителен и относился к нему, как к равному.Тотчас после завтрака дон Мануэль предложил сигару дону Торрибио и, закурив сам, посоветовал дамам пойти отдохнуть, а молодого человека пригласил проехаться немного по лесу и кстати поохотиться, чем Бог пошлет.В сопровождении Пепе Ортиса и одного из людей, конвоировавших караван, наши охотники выехали верхами из лагеря и углубились в чащу леса. Охота началась почти с первых шагов; дичи было так много, что к полудню, когда нестерпимый зной принудил охотников остановиться их сумки были уже полны.Охотники спешились на прелестной прогалинке у светлого ручья; наемный провожатый был отослан с битой дичью в лагерь, только Пепе Ортис остался при охотниках, чтобы стеречь лошадей и охранять сон господ, если бы им вздумалось предаться сиесте Сиеста — знойное время дня в Америке, когда все предаются ленивому ничегонеделанию. В Америке слово сиеста равносильно итальянскому dolcefarniente, «приятное ничегонеделание». — Примеч. автора.

.Дон Мануэль уселся на траву и жестом пригласил дона Торрибио последовать его примеру.С минуты их отъезда из лагеря они говорили лишь об охоте. Теперь же, оказавшись с глазу на глаз (Пепе Ортис растянулся на траве в некотором отдалении, чтобы не стеснять их своим присутствием), они могли разговаривать свободно.Раскурив сигару, дон Торрибио передал дону Мануэлю свою зажигалку мачеро, чтобы и он закурил. Мачеро этот был из чистого золота, замечательной художественной работы: дон Торрибио заплатил за него громадные деньги в Париже. Раскурив сигару, дон Мануэль принялся внимательно рассматривать эту прелестную вещицу и затем, возвращая ее молодому человеку, сказал:— Этот мачеро — редкая и ценная вещица и должен стоить очень дорого! Тут одного золота больше чем на пять унций. А какая тонкая работа! Теперь уже не делают таких вещей здесь в Мексике.— Да, эта вещь не здешней работы: она куплена в Париже у знаменитого мастера и стоила десять унций — то есть восемьсот пятьдесят франков на французские деньги.— Эге! — усмехнулся дон Мануэль. — Видно, лоцманство здесь, у берегов Калифорнии, дело прибыльное, если вы можете себе позволять такие дорогие прихоти.— Я, право, не знаю, сеньор, насколько прибыльно лоцманское дело здесь, у берегов Калифорнии, или в каком-либо другом месте!— Как же так, когда вы сами лоцман?— Я?! — воскликнул, смеясь, молодой человек. — Нет, я никогда им не был! Единственное судно, которое я проводил в качестве лоцмана, было то, на котором находились вы в качестве пассажира!— В таком случае, примите мои поздравления. Для первого раза вы прекрасно справились со своей задачей: без вас мы непременно все погибли бы!— Не знаю, сеньор. Во всяком случае, я очень счастлив, что случай помог мне оказать вам услугу.— Скажите прямо, спасти нам жизнь, сеньор! — любезно поправил его дон Мануэль. — Но вы говорите о случае, — разве вы не житель этой деревушки?— Я? — беспечно и весело отвечал дон Торрибио. — Нет! Я такой же чужой человек в этой стране и такой же путешественник, как и вы! Гроза загнала меня тогда в тот пуэбло всего за несколько часов до прихода туда вашего судна!Некоторое время длилось молчание: дон Мануэль размышлял о чем-то.Дон Торрибио с легкостью перенес этот допрос: ему нечего было скрывать. После всего, что случилось, инкогнито мешало ему завязать с доном Мануэлем близкие отношения.Между тем, после минутного молчания, дон Мануэль, как бы угадав мысли молодого человека, покачивая головой, с видом полнейшего добродушия, которое даже тронуло дона Торрибио, продолжал:— Да, да, это бывает! Человек молод, характер слегка экзальтированный, жаждущий приключений. Начитавшись, быть может, французских романов, он пожелал осуществить прочитанное, стать героем окутав тайной свое имя. Но события идут своим порядком, осложняются, — и вот настает день и час, когда спохватываешься, что действительная жизнь предъявляет кое-какие требования, которых мы раньше не предвидели. Тогда-то это необдуманно принятое инкогнито начинает тяготить: мы почти сожалеем, что навязали его себе, и рады были бы от него отделаться при случае.Дон Торрибио весело расхохотался.— А! — сказал его собеседник с легкой улыбкой. — Значит, я угадал?!— Почти! — весело отозвался молодой человек. — Но должен вам признаться откровенно, кабальеро, что во всем этом не было ничего предумышленного с моей стороны. Первая наша встреча, как вы, вероятно, помните, состоялась при столь необычных обстоятельствах, что я предпочел сохранить инкогнито в ваших глазах, будучи в полной уверенности, что вы сейчас же покинете ту деревушку, и что наше знакомство тут же прекратится!— Да, но вышло иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76