ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
они только стремились к большей «демократизации» общества, чем это предусматривал Хрущев. Характерно, что главные участники студенческой группы Виктора Трофимова, приговоренные к 10 годам лагерей, в конце концов были — очевидно, не без ведома Хрущева — в 1963 году освобождены из лагеря, — правда, отсидев до того шесть лет…
* * *
В. Н. Новиков, завершая свои воспоминания о Хрущеве, написал: «Один из минусов личности Хрущева — непостоянство. Он мог сегодня обещать одно, а завтра сделать другое. Государственный деятель не имеет право так поступать»564.Представляется более верным видеть в этом проявление «своеобразия» не личности Никиты Сергеевича, а исторического периода , который так или иначе «возрождал» (разумеется, не в прямом, буквальном смысле слова) характер революционной эпохи 1917-го — начала 1930 годов, когда «военный коммунизм» вдруг сменялся вроде бы противоположным ему нэпом, последний — столь же нежданной коллективизацией и т. п. И на рубеже 1950-1960-х годов сама страна (а вовсе не только «руководство» во главе с Хрущевым) переживала всякого рода сдвиги и ломки, которые многие люди — особенно молодые — воспринимали с воодушевлением и большими надеждами.Приведу один демографический показатель, в котором ясно выразилось это мощное «движение» страны. Согласно переписи 1959 года, в составе сельского населения СССР имелось 16,7 млн. людей в возрасте от 10 до 19 лет, а спустя 11 лет, по переписи 1970 года, жителей села в возрасте от 21 до 30 лет было всего лишь около 10 млн., то есть на 41% меньше!565Этот громадный отток молодежи в города объясняют различно — и неблагоприятными условиями деревенского быта, и определенной «раскрепощенностью» граждан села, совершавшейся в те времена. Но наиболее существен сам факт движения миллионов молодых людей, — факт, если угодно, «революционный».Могут возразить, что история России в целом изобилует всякого рода передвижениями больших масс населения — здесь и начавшееся в давние века освоение восточных земель, и уход множества крестьян в долгую зимнюю пору на заработки в города, и столь характерное для России странничество (и просто бродяжничество ). Все это так, но переселенцы прежних времен нередко бережно переносили на новые места всю свою исконную жизненную культуру, уходившие на заработки возвращались в родные места, странники «собирали» на своем пути нечто существенное для всей России и т. д.Между тем в послереволюционные годы люди чаще всего отрываются от породившей их почвы бесповоротно, — притом отрываются как насильственно (скажем, высланные из родных мест во время коллективизации), так и вроде бы вполне добровольно (в ту же пору освоения целины).Разрыв с предшествующей историей России совершается в 1920-1960-х годах, разумеется, не только в сфере реального бытия, но и так сказать, по всей шкале, по всем параметрам — вплоть до чисто духовных и интеллектуальных сфер. Были, в сущности, начисто выброшены на «свалку истории» не только собственно религиозные ценности, не только богословие как таковое, но и высшие проявления отечественной мысли — от философской до экономической. Так, более или менее «воскрешенные» в наше время экономисты-аграрники А. В. Чаянов и Н. Д. Кондратьев до 1930 года стремились глубоко изучить многовековое развитие сельского хозяйства страны и обосновать его наиболее плодотворный дальнейший путь. Но уже весной 1928 года без всяких оснований считающийся «защитником крестьянства» Бухарин заклеймил планы Кондратьева как «совершенно откровенную кулацкую программу»566, и в конечном счете эти замечательные мыслители-экономисты были погублены…В самой краткой формуле их сельскохозяйственную программу можно определить как программу органического сочетания личного и общинного , — сочетания, которое и определяло все позитивное в аграрной истории России. Напомню, что выше приводились слова известнейшего американского «русоведа» Ричарда Пайпса, являющегося, естественно, безоговорочным сторонником частнособственнического сельского хозяйства, но тем не менее после внимательного изучения нашей аграрной истории признавшего: «… российская география не благоприятствует единоличному земледелию… климат располагает к коллективному ведению хозяйства»567.568 Стоит отметить, что хотя климат России, возможно, в самом деле лежит в основе «коллективности», или, вернее, общинности , ее сельского хозяйства, нельзя не учитывать и сложившееся за столетия мировосприятие, — в частности, отношение к труду и к трудящимся рядом людям, — словом, то, что теперь часто определяют заимствованным с Запада термином «менталитет».В ходе коллективизации все «личное», «частное» беспощадно подавлялось, но начиная с 1935 года было в той или иной мере узаконено, чем, между прочим, крайне возмущался находившийся за рубежом Троцкий (см. выше). И накануне войны положение в сельском хозяйстве было более или менее удовлетворительным. Страшный ущерб нанесла, конечно, война: лишь к моменту прихода к власти Хрущева ее последствия стали преодолеваться. При этом, отмечает современный историк, «прирост валовой продукции сельского хозяйства… по целому ряду показателей был достигнут в основном за счет увеличения продуктивности личных подсобных хозяйств», однако тут же начинается "наступление на личные подсобные хозяйства… 6 марта 1956 г. (то есть сразу после ХХ съезда. — В.К. ) принимается постановление", которым «запрещалось увеличивать размер приусадебного участка колхозника за счет общественных земель и даже рекомендовалось сокращать его. Здесь же был закреплен принцип ограничения количества скота, находящегося в личной собственности колхозника…»569Все это являло собой, в конечном счете, реанимацию «революционного» наступления на остатки "частнособственнических элементов в жизни страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
* * *
В. Н. Новиков, завершая свои воспоминания о Хрущеве, написал: «Один из минусов личности Хрущева — непостоянство. Он мог сегодня обещать одно, а завтра сделать другое. Государственный деятель не имеет право так поступать»564.Представляется более верным видеть в этом проявление «своеобразия» не личности Никиты Сергеевича, а исторического периода , который так или иначе «возрождал» (разумеется, не в прямом, буквальном смысле слова) характер революционной эпохи 1917-го — начала 1930 годов, когда «военный коммунизм» вдруг сменялся вроде бы противоположным ему нэпом, последний — столь же нежданной коллективизацией и т. п. И на рубеже 1950-1960-х годов сама страна (а вовсе не только «руководство» во главе с Хрущевым) переживала всякого рода сдвиги и ломки, которые многие люди — особенно молодые — воспринимали с воодушевлением и большими надеждами.Приведу один демографический показатель, в котором ясно выразилось это мощное «движение» страны. Согласно переписи 1959 года, в составе сельского населения СССР имелось 16,7 млн. людей в возрасте от 10 до 19 лет, а спустя 11 лет, по переписи 1970 года, жителей села в возрасте от 21 до 30 лет было всего лишь около 10 млн., то есть на 41% меньше!565Этот громадный отток молодежи в города объясняют различно — и неблагоприятными условиями деревенского быта, и определенной «раскрепощенностью» граждан села, совершавшейся в те времена. Но наиболее существен сам факт движения миллионов молодых людей, — факт, если угодно, «революционный».Могут возразить, что история России в целом изобилует всякого рода передвижениями больших масс населения — здесь и начавшееся в давние века освоение восточных земель, и уход множества крестьян в долгую зимнюю пору на заработки в города, и столь характерное для России странничество (и просто бродяжничество ). Все это так, но переселенцы прежних времен нередко бережно переносили на новые места всю свою исконную жизненную культуру, уходившие на заработки возвращались в родные места, странники «собирали» на своем пути нечто существенное для всей России и т. д.Между тем в послереволюционные годы люди чаще всего отрываются от породившей их почвы бесповоротно, — притом отрываются как насильственно (скажем, высланные из родных мест во время коллективизации), так и вроде бы вполне добровольно (в ту же пору освоения целины).Разрыв с предшествующей историей России совершается в 1920-1960-х годах, разумеется, не только в сфере реального бытия, но и так сказать, по всей шкале, по всем параметрам — вплоть до чисто духовных и интеллектуальных сфер. Были, в сущности, начисто выброшены на «свалку истории» не только собственно религиозные ценности, не только богословие как таковое, но и высшие проявления отечественной мысли — от философской до экономической. Так, более или менее «воскрешенные» в наше время экономисты-аграрники А. В. Чаянов и Н. Д. Кондратьев до 1930 года стремились глубоко изучить многовековое развитие сельского хозяйства страны и обосновать его наиболее плодотворный дальнейший путь. Но уже весной 1928 года без всяких оснований считающийся «защитником крестьянства» Бухарин заклеймил планы Кондратьева как «совершенно откровенную кулацкую программу»566, и в конечном счете эти замечательные мыслители-экономисты были погублены…В самой краткой формуле их сельскохозяйственную программу можно определить как программу органического сочетания личного и общинного , — сочетания, которое и определяло все позитивное в аграрной истории России. Напомню, что выше приводились слова известнейшего американского «русоведа» Ричарда Пайпса, являющегося, естественно, безоговорочным сторонником частнособственнического сельского хозяйства, но тем не менее после внимательного изучения нашей аграрной истории признавшего: «… российская география не благоприятствует единоличному земледелию… климат располагает к коллективному ведению хозяйства»567.568 Стоит отметить, что хотя климат России, возможно, в самом деле лежит в основе «коллективности», или, вернее, общинности , ее сельского хозяйства, нельзя не учитывать и сложившееся за столетия мировосприятие, — в частности, отношение к труду и к трудящимся рядом людям, — словом, то, что теперь часто определяют заимствованным с Запада термином «менталитет».В ходе коллективизации все «личное», «частное» беспощадно подавлялось, но начиная с 1935 года было в той или иной мере узаконено, чем, между прочим, крайне возмущался находившийся за рубежом Троцкий (см. выше). И накануне войны положение в сельском хозяйстве было более или менее удовлетворительным. Страшный ущерб нанесла, конечно, война: лишь к моменту прихода к власти Хрущева ее последствия стали преодолеваться. При этом, отмечает современный историк, «прирост валовой продукции сельского хозяйства… по целому ряду показателей был достигнут в основном за счет увеличения продуктивности личных подсобных хозяйств», однако тут же начинается "наступление на личные подсобные хозяйства… 6 марта 1956 г. (то есть сразу после ХХ съезда. — В.К. ) принимается постановление", которым «запрещалось увеличивать размер приусадебного участка колхозника за счет общественных земель и даже рекомендовалось сокращать его. Здесь же был закреплен принцип ограничения количества скота, находящегося в личной собственности колхозника…»569Все это являло собой, в конечном счете, реанимацию «революционного» наступления на остатки "частнособственнических элементов в жизни страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163