Ладога, Новгород, Изборск, Белоозеро, позднее (после 864 г.) – Полоцк, Ростов, Муром, – очерчивает первоначальные границы «Верхней Руси», на основе которой позднее сложилась Новгородская, Псковская, а уже в X в. обособилась Ростово-Суздальская земля. Ее центры, несомненно связанные между собой и выполнявшие определенные административные функции межплеменного союза (а в период его кризиса, скорее всего, использованные и для взимания «варяжской дани» со словен, кривичей, чуди, мери, веси), очевидно функционировали ранее середины IX в. Видимо, по отношению к «каганату росов» первой половины IX в. новое объединение было в какой-то мере дестабилизирующим фактором, хотя в такой акции, как изгнание варягов, могло, в принципе, опереться и на поддержку поднепровских славян. В 870-е годы, поданным Никоновской летописи, Б.А.Рыбаков констатирует возрастающую активность южной, днепровской Руси и одновременно, какие-то конфликты на севере, в результате которых «избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много новогородцких мужей» [186, с. 306]. Лишь в 882 г., после похода Олега из Новгорода на Киев, единство русских земель было восстановлено, и процесс государственной интеграции вступил в новую фазу.
Этногеография «Повести временных лет» запечатлела основные этапы этого процесса в предшествующий период. Сформировавшиеся в это время (к середине IX в.) структурные особенности сохраняли свое значение и позднее. Соотношение «первичных государственных территорий», ведущих княжений (Киев, Новгород, Полоцк); тяготеющих к ним межплеменных союзов («Русской Земли» – на юге, «Верхней Руси» – на севере); данников Руси, либо втянутых уже в процесс формирования древнерусской народности (весь, меря, мурома), либо ограниченных политической зависимостью (прибалтийские племена и северные «перемь» и «печера» – бьярмы скандинавских саг) сохраняло свое значение и в X-XII веках.
Многослойная структура этногеографии ПВЛ в основных своих чертах подтверждается данными других, в том числе иноземных; источников. Деление на «Русскую Землю» («низовскую», «внутреннюю» Русь) и «Верхнюю» («внешнюю») Русь (с центром в Новгороде) описано в середине X в. в сочинении византийского императора Константина Багрянородного, где отмечены важнейшие русские города (Киев, Новгород, Смоленск, Любеч, Чернигов), а также названы некоторые восточнославянские племена [Const. Porph., 9]. С его описанием полюдья киевских князей перекликаются сведения арабских источников, в наиболее полной редакции представленные в тексте Гардизи о русах: «...постоянно по сотне и по двести [человек] ходят они на славян, насилием берут у них припасы, чтобы там существовать; много людей из славян отправляются туда и служат русам» [73, с. 82; 186, с. 329]. Отразилась у восточных авторов и территориальная неоднородность Руси в сведениях о трех русских центрах, или городах, транскрибируемых обычно как Славиюн, Куйава и Арса, и с наибольшими основаниями отождествляемых с Новгородом, Киевом и Ростовом [70, с. 104-111].
Этногеографическая концепция ПВЛ от зарубежных источников отличается большей стройностью и полнотой. Сопоставляя ее с географическими представлениями о Восточной Европе, сложившимися в древнесеверной литературе [143, с. 124-127], следует отметить их совпадение в принципиальных, важнейших моментах. Скандинавской традиции известны все основные древнерусские города, выделенные ПВЛ в качестве центров земель и княжений, зафиксированы и магистральные водные пути. В то же время «Путь из варяг в греки» как особая транспортная система в северных источниках не отразился: путь этот – явление восточноевропейское, норманны познакомились с ним, когда он уже сложился как центральная государственная магистраль. Географическим ориентиром для скандинавов служило более общее понятие Austrvegr, и его маршрутная детализация происходила, видимо, уже на русской территории, в условиях контакта со славянской знатью и купцами, княжескими дружинами и населением городов.
Этническая спецификация разных областей «Гардов» скандинавам оставалась неизвестна: видимо, их контакты с местным населением ограничивались городскими центрами на магистральных путях, связи с сельским населением, если и завязывались, то лишь в ближайшей округе этих центров, и племенные различия в пределах государственной территории остались вне поля зрения варягов. Совершенно противоположной была ситуация в Прибалтике; степень осведомленности об этническом составе населения этого региона в русских и скандинавских источниках примерно одинакова.
Область Древней Руси, наиболее знакомая скандинавам, с городами Альдейгьюборг и Хольмгард (Ладога и Новгород), возможно, первоначально собственно «Гарды», и по данным ПВЛ выступает зоной наиболее ранних и интенсивных славяно-скандинавских контактов. Верхняя Русь, область северной межплеменной конфедерации, варяжской дани и «призвания князей» в первую очередь стала ареной зарождения русско-варяжских отношений.


3. Верхняя Русь

Северо-Запад Европейской части России, от Чудского озера до слияния Мологи с Волгой, от Ладожского озера и Финского залива – до Западной Двины, на протяжении тысячелетий выступает как место соприкосновения каких-то двух неясных, но устойчивых, древних и, видимо, родственных этнокультурных массивов [115, с. 26-41]. Граница между ними проходит, с севера на юг, примерно по линии Волхов – Ловать, иногда смещаясь несколько восточнее или западнее. От неолита до эпохи сопок и длинных курганов (третья четверть I тыс. н.э.) сохраняется неоднородность этого региона, и лишь после середины I тыс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104