А ведь война всех со всеми и есть то, что вас ждет, если, — да не допустят этого боги, — римляне будут изгнаны из Галлии. Восемьсот лет сопутствовала нам удача, восемьсот лет возводилось здание Римского государства, и всякий, кто ныне попытается разрушить его, погибнет под развалинами. Самая большая опасность, однако, грозит вам, ибо вы обладаете золотом и богатствами, из-за которых чаще всего и возникают войны. Любите же и охраняйте мир, любите и охраняйте Город, который все мы, победители и побежденные, с равным правом считаем своим. Перед вами выбор между покорностью, обеспечивающей вам спокойную жизнь, и упорством, таящим смертельную опасность; вы уже испытали и то, и другое; пусть же опыт заставит вас выбрать первый из этих путей». Лингоны и тревиры ожидали гораздо худшего; речь Цериала успокоила и ободрила их.
75. Победоносная армия находилась в земле тревиров, когда Цивилис и Классик прислали Цериалу письмо следующего содержания: Веспасиан умер, хотя в официальных донесениях это и скрывается; Рим и Италия охвачены междоусобной войной; Муциан и Домициан не популярны, за ними никто не пойдет. Если Цериал согласен принять верховную власть над всей Галлией, они — Цивилис и Классик — удовлетворятся господством над своими племенами; если же он предпочитает сражаться, они согласны и на это. Цериал ничего не ответил, а гонца, принесшего письмо, отправил к Домициану.
Отряды варваров стекались отовсюду. Многие обвиняли Цериала в том, что он дал им объединиться, а не вступал в бой с каждым в отдельности. Римляне же тем временем обносили валом и рвом лагерь, который при постройке по неосторожности оставили неукрепленным.
76. Среди германцев шли споры. Цивилис настаивал на том, чтобы дождаться прихода зарейнских племен. «Римляне так их боятся, — утверждал он, — что смешаются, едва завидя их. Правда, что белги открыто перешли на нашу сторону и преданы мне, но ведь из всех галлов только они одни и составляют настоящую силу, все остальные — не более чем добыча для победителей». Тутор считал, что всякое промедление на пользу римлянам: «Отовсюду стекаются армии, — говорил он, — один легион переправляется из Британии, несколько вызваны из Испании, из Италии тоже движутся войска, причем идут не новобранцы, а старые, закаленные в боях воины. Германцы, на которых мы возлагаем столько надежд, не привыкли слушаться приказов, не знают дисциплины, всегда и во всем движимы лишь жаждой наживы. Единственное, что на них действует, — это деньги и подарки, которых у римлян больше, чем у нас, и не настолько они любят войну, чтобы предпочесть труды и опасности возможности получить те же деньги без всякого риска. Если же мы не станем медлить и нападем на врага сейчас, то Цериалу нечего будет нам противопоставить, кроме легионов, прежде входивших в состав германской армии, связанных обязательствами, которые они на себя приняли, вступив в союз с галлами. Поражение, которое римляне неожиданно для самих себя нанесли недавно Валентину и толпе его тревиров, исполнило самомнения и солдат, и их полководцев. Теперь они рвутся к новым победам, но когда явятся к нам, то увидят перед собой не юношу, больше способного произносить речи на сходках, чем владеть мечом, а Цивилиса и Классика, один лишь вид которых сразу заставит их вспомнить перенесенные опасности, бегство, голод, вспомнить, сколько раз их жизнь зависела от прихоти победителя. Тревиры и лингоны тоже ведут себя спокойно не оттого, что любят римлян; пройдет страх, и они снова возьмутся за оружие». Классик присоединился к мнению Тутора, и это решило спор; тотчас же начались приготовления к бою.
77. В центре встали убии и лингоны, на правом фланге — когорты батавов, на левом — бруктеры и тенктеры. Одни устремились вперед по горам, другие — по равнине, между дорогой и Мозеллой, и столь неожиданно налетели на наши позиции, что Цериал, ночевавший не в лагере, еще лежа в постели у себя в комнате, одновременно услышал и о нападении врага, и о поражении своих войск. Он обрушился на тех, кто принес это известие, и приписал его их трусости, но вскоре его глазам открылась вся картина побоища: оборона лагеря прорвана, конница бежит, середина моста через Мозеллу, соединявшего обе части города, занята противником. Цериал всегда в критических обстоятельствах сохранял полное самообладание: он своею рукой останавливает бегущих и бросается, без щита, без панциря, под град дротиков. Его храбрость тут же приносит плоды: лучшие воины сбегаются к нему со всех сторон и отбивают мост. Поручив оборону его отборному отряду, Цериал возвращается в лагерь и видит, что манипулы легионов, сдавшихся в плен под Новезием и Бонной, разбегаются, возле значков осталось лишь несколько солдат, орлы почти полностью окружены врагами. В ярости обращается он к солдатам: «Кто может сказать, что вы изменники? Вы ведь не предаете ни Флакка, ни Вокулу. Вы всего лишь отступаетесь от человека, безрассудно поверившего, что вы порвали союз с галлами и вспомнили о присяге, принесенной Риму. Пусть меня постигнет судьба Нумизиев и Геренниев, — чтобы не осталось в живых ни одного из ваших легатов, чтобы все они пали от руки солдат или под ударами врагов. Идите, скажите Веспасиану, а еще лучше Цивилису и Классику, что вы бросили своего полководца на поле боя. Скоро наши легионы будут здесь, я не останусь неотмщенным, а вы безнаказанными».
78. Все это была правда, и трибуны и префекты твердили легионерам то же самое. Солдаты собрались в когорты и манипулы. Они не могли развернуться строем, ибо враги были повсюду и территория лагеря, на которой шел бой, загромождена палатками и тюками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102