ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Н
е лучше осведомлены мы и о том, каким образом 16 марта отделили тех, кому был
о суждено умереть на костре, от всех прочих. Возможно, Добрые Мужи и Жены с
одержались отдельно от других и сами сознавались инквизиторам, братьям
Феррьеру и Дюранти, тщетно предлагавшим обращение в католическую веру. Т
ам происходили самые печальные сцены разрыва семейных связей. Среди осу
жденных была Корба, жена Раймона де Персия, одного из комендантов крепос
ти. Она оставила своего мужа, двух замужних дочерей, сына и внуков и дожида
лась смерти, только в последний момент, 14 марта, приняв consolamentum. Корба собирала
сь умереть вместе со своей матерью, Маркезией, и больной дочерью, также «о
блаченной». Эта героическая женщина отказалась от мира живых, избрав общ
ество осужденных.
А потом Добрых Мужей и Жен, числом более двух сот, французские сержанты гр
убо приволокли на крутой склон, отделявший замок Монсегюр от поля, котор
ое с тех пор называли Полем Сожженных. Раньше, по крайней мере в Лаворе, хо
локост бывал еще страшнее. Однако народная традиция и история согласны в
том, что «костер Монсегюра» превосходит по значению все прочие, ибо нико
гда жертвы не поднимались на него с такой готовностью. Его не сооружали, к
ак в Лаворе, Минерве или Ле-Кассе, в грубом опьянении победой. Две предшес
твующие недели перемирия превратили его в символ как для гонителей, так
и для гонимых. Таким символом стал и замок Монсегюр, столь странный по арх
итектуре, что скорее казался святилищем, чем крепостью. В течение многих
лет он возвышался над Югом подобно библейскому ковчегу, где в тиши горны
х вершин катарская церковь продолжала свое поклонение духу и истине. Теп
ерь, когда достопочтенного епископа Бертрана Марти и все его духовенств
о, мужчин и женщин, предали огню, показалось, что, хотя духовное и веществе
нное сокровище церкви спасено, суровое сияние, озарявшее сопротивление
Юга, угасло с последними углями этого гигантского костра.
На этот раз я согласен с Пьером Бельперроном, который, рассказав о падени
и Монсегюра, пишет: «Взятие Монсегюра было не более чем полицейской опер
ацией крупного масштаба. Она имела лишь местный отзвук, да и то преимущес
твенно в среде еретиков, главным прибежищем и штаб-квартирой которых бы
л Монсегюр. В этой крепости они были хозяевами, могли безопасно собирать
ся, советоваться, хранить свои архивы и сокровища. Легенда по праву сдела
ла из Монсегюра символ катарского сопротивления. Однако она оказалась н
еправа, делая из него также и символ лангедокского сопротивления. Если е
ресь часто и переплеталась с борьбой против французов, то символом после
дней может быть только Тулуза».
* * *
В ночь накануне капитуляции на заснеженной верши
не Бидорты вспыхнул яркий огонь. Но это был не костер инквизиции, а символ
торжества. Четверо катаров дали знать остававшимся в Монсегюре и готови
вшим себя к смерти «совершенным», что Мани (романское название Грааля) сп
асен…
* * *
…Ровно через год, в марте 1245-го, все четверо ушли из ж
изни, прыгнув в пропасть, там же, недалеко от Монсегюра.
Катары стремились уйти из этого мира через ритуальное самоубийство («эн
дур»).
«Их учение разрешало добровольную смерть, но требовало, чтобы человек ра
сставался с жизнью не из-за пресыщения, страха или боли, но ради полного о
свобождения от материи» (Ран О. Крестовый поход против Грааля. М., 2002. С
. 109; Beguin A. La Quete du Saint Graal. Paris, 1958. P. 77.).
«Смерть… была глубоко осознанным самоубийством. Если человек в тот моме
нт, когда говорил мгновению: Ц Остановись, ты так прекрасно!», Ц не разры
вал союза с Мефистофелем, дальнейшее земное существование теряло смысл.
За этим стояло глубокое учение: освобождение от тела сразу же дарует выс
шую радость Ц ведь радость тем выше, чем менее она связана с материей, Ц
если человек в душе свободен от скорби и лжи, властелинов этого мира, и есл
и может сказать о себе: «Я жил не напрасно».
«Что значит «жить не напрасно» по учению катаров? Ц спрашивал Ран, и сам
отвечал:
ВоЦ первых, любить ближнего как самого себя, не заставлять страдать бра
та своего и, насколько возможно, приносить утешение и помощь.
ВоЦ вторых, не причинять боли, прежде всего, не убивать.
ВЦ третьих, в этой жизни настолько приблизиться к Духу и Богу, чтобы в сме
ртный час расставание с миром не печалило тело. Иначе душа не найдет успо
коения. Если человек жил не напрасно, творил только добро и сам стал добр,
то «совершенный» может сделать решительный шаг, говорили катары» (Ран О.
Крестовый поход против Грааля. М., 2002. С. 110; См.: Lot-Borodine M. Trois essais sur Ie Lancelot du Lac et la Quete du Saint-Graal. Paris, 1921. P. 39Ц
42.).
В минуту смерти душа катара не должна чувствовать никакой боли, иначе «т
ам» она будет так же страдать от нее, как и в мире. Если человек любит ближн
его как самого себя, он не может причинить ему боль, боль разлуки. Боль, при
чиненную другому, душа будет искупать, странствуя от звезды к звезде («по
уступам чистилища», Ц как сказал бы Данте), постоянно откладывая воссое
динение с Богом. Уже предчувствуя Бога, она Ц душа Ц еще болезненнее буд
ет ощущать отлучение от него (Ран О. Крестовый поход против Грааля. М., 2002. С. 110
Ц 111.).
Катары предпочитали применять один из пяти способов самоубийства. Они м
огли принять смертельный яд, отказаться от принятия пищи, вскрыть себе в
ены, броситься в страшную пропасть или лечь зимой на холодные камни посл
е горячего купания, чтобы получить смертельное воспаление легких. Эта бо
лезнь была для них чревата бесспорным летальным исходом, ведь больного,
желающего умереть, не могут спасти самые лучшие врачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
е лучше осведомлены мы и о том, каким образом 16 марта отделили тех, кому был
о суждено умереть на костре, от всех прочих. Возможно, Добрые Мужи и Жены с
одержались отдельно от других и сами сознавались инквизиторам, братьям
Феррьеру и Дюранти, тщетно предлагавшим обращение в католическую веру. Т
ам происходили самые печальные сцены разрыва семейных связей. Среди осу
жденных была Корба, жена Раймона де Персия, одного из комендантов крепос
ти. Она оставила своего мужа, двух замужних дочерей, сына и внуков и дожида
лась смерти, только в последний момент, 14 марта, приняв consolamentum. Корба собирала
сь умереть вместе со своей матерью, Маркезией, и больной дочерью, также «о
блаченной». Эта героическая женщина отказалась от мира живых, избрав общ
ество осужденных.
А потом Добрых Мужей и Жен, числом более двух сот, французские сержанты гр
убо приволокли на крутой склон, отделявший замок Монсегюр от поля, котор
ое с тех пор называли Полем Сожженных. Раньше, по крайней мере в Лаворе, хо
локост бывал еще страшнее. Однако народная традиция и история согласны в
том, что «костер Монсегюра» превосходит по значению все прочие, ибо нико
гда жертвы не поднимались на него с такой готовностью. Его не сооружали, к
ак в Лаворе, Минерве или Ле-Кассе, в грубом опьянении победой. Две предшес
твующие недели перемирия превратили его в символ как для гонителей, так
и для гонимых. Таким символом стал и замок Монсегюр, столь странный по арх
итектуре, что скорее казался святилищем, чем крепостью. В течение многих
лет он возвышался над Югом подобно библейскому ковчегу, где в тиши горны
х вершин катарская церковь продолжала свое поклонение духу и истине. Теп
ерь, когда достопочтенного епископа Бертрана Марти и все его духовенств
о, мужчин и женщин, предали огню, показалось, что, хотя духовное и веществе
нное сокровище церкви спасено, суровое сияние, озарявшее сопротивление
Юга, угасло с последними углями этого гигантского костра.
На этот раз я согласен с Пьером Бельперроном, который, рассказав о падени
и Монсегюра, пишет: «Взятие Монсегюра было не более чем полицейской опер
ацией крупного масштаба. Она имела лишь местный отзвук, да и то преимущес
твенно в среде еретиков, главным прибежищем и штаб-квартирой которых бы
л Монсегюр. В этой крепости они были хозяевами, могли безопасно собирать
ся, советоваться, хранить свои архивы и сокровища. Легенда по праву сдела
ла из Монсегюра символ катарского сопротивления. Однако она оказалась н
еправа, делая из него также и символ лангедокского сопротивления. Если е
ресь часто и переплеталась с борьбой против французов, то символом после
дней может быть только Тулуза».
* * *
В ночь накануне капитуляции на заснеженной верши
не Бидорты вспыхнул яркий огонь. Но это был не костер инквизиции, а символ
торжества. Четверо катаров дали знать остававшимся в Монсегюре и готови
вшим себя к смерти «совершенным», что Мани (романское название Грааля) сп
асен…
* * *
…Ровно через год, в марте 1245-го, все четверо ушли из ж
изни, прыгнув в пропасть, там же, недалеко от Монсегюра.
Катары стремились уйти из этого мира через ритуальное самоубийство («эн
дур»).
«Их учение разрешало добровольную смерть, но требовало, чтобы человек ра
сставался с жизнью не из-за пресыщения, страха или боли, но ради полного о
свобождения от материи» (Ран О. Крестовый поход против Грааля. М., 2002. С
. 109; Beguin A. La Quete du Saint Graal. Paris, 1958. P. 77.).
«Смерть… была глубоко осознанным самоубийством. Если человек в тот моме
нт, когда говорил мгновению: Ц Остановись, ты так прекрасно!», Ц не разры
вал союза с Мефистофелем, дальнейшее земное существование теряло смысл.
За этим стояло глубокое учение: освобождение от тела сразу же дарует выс
шую радость Ц ведь радость тем выше, чем менее она связана с материей, Ц
если человек в душе свободен от скорби и лжи, властелинов этого мира, и есл
и может сказать о себе: «Я жил не напрасно».
«Что значит «жить не напрасно» по учению катаров? Ц спрашивал Ран, и сам
отвечал:
ВоЦ первых, любить ближнего как самого себя, не заставлять страдать бра
та своего и, насколько возможно, приносить утешение и помощь.
ВоЦ вторых, не причинять боли, прежде всего, не убивать.
ВЦ третьих, в этой жизни настолько приблизиться к Духу и Богу, чтобы в сме
ртный час расставание с миром не печалило тело. Иначе душа не найдет успо
коения. Если человек жил не напрасно, творил только добро и сам стал добр,
то «совершенный» может сделать решительный шаг, говорили катары» (Ран О.
Крестовый поход против Грааля. М., 2002. С. 110; См.: Lot-Borodine M. Trois essais sur Ie Lancelot du Lac et la Quete du Saint-Graal. Paris, 1921. P. 39Ц
42.).
В минуту смерти душа катара не должна чувствовать никакой боли, иначе «т
ам» она будет так же страдать от нее, как и в мире. Если человек любит ближн
его как самого себя, он не может причинить ему боль, боль разлуки. Боль, при
чиненную другому, душа будет искупать, странствуя от звезды к звезде («по
уступам чистилища», Ц как сказал бы Данте), постоянно откладывая воссое
динение с Богом. Уже предчувствуя Бога, она Ц душа Ц еще болезненнее буд
ет ощущать отлучение от него (Ран О. Крестовый поход против Грааля. М., 2002. С. 110
Ц 111.).
Катары предпочитали применять один из пяти способов самоубийства. Они м
огли принять смертельный яд, отказаться от принятия пищи, вскрыть себе в
ены, броситься в страшную пропасть или лечь зимой на холодные камни посл
е горячего купания, чтобы получить смертельное воспаление легких. Эта бо
лезнь была для них чревата бесспорным летальным исходом, ведь больного,
желающего умереть, не могут спасти самые лучшие врачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98