ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
– Шо у нас бровки домиком? А, ваше превосходительство, Алексей Сергеевич? Вы описались или вам песенка не нравится?
Натан Моисеевич согревает руку дыханием и сует ее под одеяльце.
– Нет! – восклицает он восторженно. – Таки мы сухие! Таки, значит, песенка не устраивает... И правильно, деточка! Кому она сегодня может понравиться? Сейчас, котик, дедушка споет тебе другую песенку.
Натан Моисеевич катит коляску с трехмесячным Алексеем Сергеевичем Самошниковым по заснеженному скверику на площади Искусств и поет уже без малейшего намека на анекдотичный еврейский акцент:
Отвори потихо-хо-оньку калитку-у-у
И войди в тихий сад ты как тень...
Не забудь потемне-е-е накидку,
Кружева на головку надень...
Поет Натан Моисеевич очень даже неплохо, хотя и совсем тихо, чтобы не потревожить трехмесячного Алексея Сергеевича. Ибо сейчас для Натана Моисеевича на свете нет ничего дороже.
Наверное, Алексей Сергеевич это как-то просекает, улыбается Натану Моисеевичу и тут же закрьгеает глазки.
* * *
Но вот в старинный романс начинают вклиниваться всевозможные железнодорожные звуки несущегося в ночи поезда и...
...постепенно день заснеженного скверика конца шестидесятых начинает преобразовываться в...
... НОЧЬ И СЕГОДНЯШНЕЕ КУПЕ «КРАСНОЙ СТРЕЛЫ»
В.В. и Ангел лежали на своих постелях.
Закинув мощные руки за голову, Ангел смотрел в темный потолок купе.
В.В. сел, опустил ноги на пол, слегка отодвинул репсовую занавеску в сторону, посмотрел в черноту ночи за окном. Увидел только собственное отражение и глухо сказал Ангелу:
– Хотите – честно?
– Я знаю, что вы собираетесь сказать, – негромко проговорил Ангел.
– Не сомневаюсь. Но если я этого не произнесу сам – мне будет, прямо скажем, не по себе. Так вот, за последние годы мы все так изменились, эта новая жизнь нас всех так перекорежила, что мне, например, стало неожиданно скучновато узнавать о событиях, произошедших лет тридцать – сорок тому назад. Какими бы они ни были трогательными и занимательными.
– Жаль, что вам не нравится моя история. Я начинаю чувствовать себя глуповато, – огорчился Ангел.
– «Не нравится» – не то слово, – вяло промямлил В.В. – Видите ли, Ангел, история, в которой легко предугадывается дальнейший ход событий...
– Вы уверены, что сможете предугадать дальнейшее?
– Почти.
– Попробуйте, – предложил Ангел.
– Лень, Ангел, лень... В своей жизни я столько насочинял всякого, что сейчас любая необходимость сочинить что-то еще приводит меня в беспросветное уныние. Но почему вам, Ангел, совсем современному молодому человеку, это показалось интересным? Чем эта история привлекла вас, бывшего Ангела-Хранителя? Вот что мне занятно было бы узнать!
Ангел повернулся к В.В., приподнялся на локте, негромко ответил:
– Наверное, потому, что спустя много лет после событий, о которых я вам рассказал, я сам стал участником их семейной истории. Что, не скрою, достаточно серьезно повлияло на все мое дальнейшее существование...
– Да что вы говорите? – со слегка фальшиво повышенным интересом сказал В.В. – Вот этот поворот, честно говоря, сильно освежает вашу историю. Может быть, поведаете?
– Поведаю, – сказал Ангел. – Я все еще не теряю надежды заинтересовать вас своей сказочкой...
– Ну-ну! Слушаю, развесив ушки, как австралийский кролик, – рассмеялся В.В. – Валяйте, Ангел!
Ангел внимательно посмотрел на В.В., откинулся на тощую вагонную подушку и негромко продолжил свой рассказ:
– Когда бывшему младенцу – Лешке Самошникову, воспитанному дедушкой Натаном Моисеевичем на военно-патриотических песнях и старых русских романсах, исполнилось одиннадцать лет, у него появился очень маленький братик. У заведующей детским садом Эсфири Анатольевны (по паспорту – Натановны) Самошниковой и старшего техника какого-то водопроводного учреждения Сергея Алексеевича Самошникова родился второй, как говорится, «поздний» ребенок... Их дом в центре Ленинграда ушел на капитальный ремонт, и Натану Моисеевичу Лифшицу, как ветерану войны, и Сергею Алексеевичу Самошникову, как сотруднику жилищно-коммунального хозяйства, дали на две семьи одну трехкомнатную квартиру – «распашонку» на окраине в блочной пятиэтажке...
– Ох... – В.В. даже головой покачал от сочувствия.
– Вам знакомы такие квартиры? – прервал свой рассказ Ангел.
– Тридцать лет прожил в таком доме, «вдали от шума городского», – не открывая глаз, сказал В.В.
– Прекрасно! – обрадовался Ангел. – Тогда вам совсем просто будет сориентироваться в обстановке. Так что вы пока оглядывайтесь, вспоминайте, а я вам потихоньку сообщу о некоторых, невидимых миру, осложнениях, связанных с рождением второго мальчика...
* * *
И снова стали раздвигаться стенки купе несущегося во тьме поезда..
Снова куда-то ввысь уплыл темный потолок, уступая место серому ленинградскому небу...
ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОКРАИНА СЕРЕДИНЫ СЕМИДЕСЯТЫХ
... И увидел В.В. нескончаемые стада одинаковых блочных пятиэтажных домов, чахлые кустики у первых этажей, ржавые «инвалидные» гаражи, самодельные скамеечки со старухами чуть ли не у каждой парадной...
А над всем этим убожеством, с какими-то уже странными неземными модуляциями, звучал голос Ангела:
– Осложнение первое: пятиклассник Лешка Самошников – звезда школьной самодеятельности, победитель районной олимпиады юных чтецов-декламаторов, существо тщеславное, избалованное, – рождение маленького братика воспринял в штыки! Сейчас он готовился к городскому смотру школьной самодеятельности и в семейной конференции по поводу выбора имени для новорожденного никакого участия не принимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Натан Моисеевич согревает руку дыханием и сует ее под одеяльце.
– Нет! – восклицает он восторженно. – Таки мы сухие! Таки, значит, песенка не устраивает... И правильно, деточка! Кому она сегодня может понравиться? Сейчас, котик, дедушка споет тебе другую песенку.
Натан Моисеевич катит коляску с трехмесячным Алексеем Сергеевичем Самошниковым по заснеженному скверику на площади Искусств и поет уже без малейшего намека на анекдотичный еврейский акцент:
Отвори потихо-хо-оньку калитку-у-у
И войди в тихий сад ты как тень...
Не забудь потемне-е-е накидку,
Кружева на головку надень...
Поет Натан Моисеевич очень даже неплохо, хотя и совсем тихо, чтобы не потревожить трехмесячного Алексея Сергеевича. Ибо сейчас для Натана Моисеевича на свете нет ничего дороже.
Наверное, Алексей Сергеевич это как-то просекает, улыбается Натану Моисеевичу и тут же закрьгеает глазки.
* * *
Но вот в старинный романс начинают вклиниваться всевозможные железнодорожные звуки несущегося в ночи поезда и...
...постепенно день заснеженного скверика конца шестидесятых начинает преобразовываться в...
... НОЧЬ И СЕГОДНЯШНЕЕ КУПЕ «КРАСНОЙ СТРЕЛЫ»
В.В. и Ангел лежали на своих постелях.
Закинув мощные руки за голову, Ангел смотрел в темный потолок купе.
В.В. сел, опустил ноги на пол, слегка отодвинул репсовую занавеску в сторону, посмотрел в черноту ночи за окном. Увидел только собственное отражение и глухо сказал Ангелу:
– Хотите – честно?
– Я знаю, что вы собираетесь сказать, – негромко проговорил Ангел.
– Не сомневаюсь. Но если я этого не произнесу сам – мне будет, прямо скажем, не по себе. Так вот, за последние годы мы все так изменились, эта новая жизнь нас всех так перекорежила, что мне, например, стало неожиданно скучновато узнавать о событиях, произошедших лет тридцать – сорок тому назад. Какими бы они ни были трогательными и занимательными.
– Жаль, что вам не нравится моя история. Я начинаю чувствовать себя глуповато, – огорчился Ангел.
– «Не нравится» – не то слово, – вяло промямлил В.В. – Видите ли, Ангел, история, в которой легко предугадывается дальнейший ход событий...
– Вы уверены, что сможете предугадать дальнейшее?
– Почти.
– Попробуйте, – предложил Ангел.
– Лень, Ангел, лень... В своей жизни я столько насочинял всякого, что сейчас любая необходимость сочинить что-то еще приводит меня в беспросветное уныние. Но почему вам, Ангел, совсем современному молодому человеку, это показалось интересным? Чем эта история привлекла вас, бывшего Ангела-Хранителя? Вот что мне занятно было бы узнать!
Ангел повернулся к В.В., приподнялся на локте, негромко ответил:
– Наверное, потому, что спустя много лет после событий, о которых я вам рассказал, я сам стал участником их семейной истории. Что, не скрою, достаточно серьезно повлияло на все мое дальнейшее существование...
– Да что вы говорите? – со слегка фальшиво повышенным интересом сказал В.В. – Вот этот поворот, честно говоря, сильно освежает вашу историю. Может быть, поведаете?
– Поведаю, – сказал Ангел. – Я все еще не теряю надежды заинтересовать вас своей сказочкой...
– Ну-ну! Слушаю, развесив ушки, как австралийский кролик, – рассмеялся В.В. – Валяйте, Ангел!
Ангел внимательно посмотрел на В.В., откинулся на тощую вагонную подушку и негромко продолжил свой рассказ:
– Когда бывшему младенцу – Лешке Самошникову, воспитанному дедушкой Натаном Моисеевичем на военно-патриотических песнях и старых русских романсах, исполнилось одиннадцать лет, у него появился очень маленький братик. У заведующей детским садом Эсфири Анатольевны (по паспорту – Натановны) Самошниковой и старшего техника какого-то водопроводного учреждения Сергея Алексеевича Самошникова родился второй, как говорится, «поздний» ребенок... Их дом в центре Ленинграда ушел на капитальный ремонт, и Натану Моисеевичу Лифшицу, как ветерану войны, и Сергею Алексеевичу Самошникову, как сотруднику жилищно-коммунального хозяйства, дали на две семьи одну трехкомнатную квартиру – «распашонку» на окраине в блочной пятиэтажке...
– Ох... – В.В. даже головой покачал от сочувствия.
– Вам знакомы такие квартиры? – прервал свой рассказ Ангел.
– Тридцать лет прожил в таком доме, «вдали от шума городского», – не открывая глаз, сказал В.В.
– Прекрасно! – обрадовался Ангел. – Тогда вам совсем просто будет сориентироваться в обстановке. Так что вы пока оглядывайтесь, вспоминайте, а я вам потихоньку сообщу о некоторых, невидимых миру, осложнениях, связанных с рождением второго мальчика...
* * *
И снова стали раздвигаться стенки купе несущегося во тьме поезда..
Снова куда-то ввысь уплыл темный потолок, уступая место серому ленинградскому небу...
ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОКРАИНА СЕРЕДИНЫ СЕМИДЕСЯТЫХ
... И увидел В.В. нескончаемые стада одинаковых блочных пятиэтажных домов, чахлые кустики у первых этажей, ржавые «инвалидные» гаражи, самодельные скамеечки со старухами чуть ли не у каждой парадной...
А над всем этим убожеством, с какими-то уже странными неземными модуляциями, звучал голос Ангела:
– Осложнение первое: пятиклассник Лешка Самошников – звезда школьной самодеятельности, победитель районной олимпиады юных чтецов-декламаторов, существо тщеславное, избалованное, – рождение маленького братика воспринял в штыки! Сейчас он готовился к городскому смотру школьной самодеятельности и в семейной конференции по поводу выбора имени для новорожденного никакого участия не принимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16