Я сидел с закрытыми глазами, размышляя.
Я понимал, что сам во всем виноват. Много лет я действовал сугубо конспиративно, как был обучен, поэтому, когда меня направили сотрудничать с федеральной комиссией “Зет” для выявления военных преступников и предания их суду Ганноверского трибунала, я не видел надобности вылезать на свет божий. Иначе мое лицо за эти полгода стало бы известно всем, в том числе и людям, вооруженным винтовками с телескопическим прицелом.
Однако это могло бы и не заботить меня, так как я ездил из Ганновера в Берлин и обратно с охраной в шесть человек, словно какой-нибудь премьер-министр. Но именно мои настояния на соблюдении конспирации и привели к тому, что я сам попался на крючок. После шести месяцев я знал Берлин как свои пять пальцев, как собственную физиономию, хотя сам не был известен в Берлине никому.
Не удивительно, что они остановили свой выбор на мне.
Некоторое время Поль, должно быть, думал, что я откажусь. Затем, поняв, что все в порядке, положил папку мне на колени. В ней, очевидно, содержалась информация, которую они могли мне предоставить: имена и фамилии, досье, разработки, указания – все, собранное в архиве Центра, полный и исчерпывающий анализ предстоящего поля действия. Но они обратились ко мне еще и по другой причине – потому что я знал больше их.
– Поль, – позвал я.
Он сидел, сложив руки на коленях, и смотрел на сцену. Он наклонился ко мне.
– Дайте указание, чтобы мой телефон не прослушивался больше. Если я услышу в трубке пощелкивание, я хочу быть уверенным, что это включилась противная сторона.
– Хорошо.
– И никакого прикрытия.
– Ладно.
– Связь как обычно – почта и биржевые бюллетени.
– Приемлемо.
Сцена начала заполняться действующими лицами, и музыка зазвучала громче. Я попросил у Поля его фотографию, и он протянул ее мне. Молния на папке открывалась бесшумно. Внутри находилась другая папка, черная, поменьше.
Это был меморандум. Между отпечатанными на машинке строками было начертано мое будущее, мой дальнейший образ жизни. Там ничего не говорилось о том, каким образом я могу умереть. Это был документ исключительно частного порядка…
Я сунул фотографию в папку и задернул молнию.

3. Снег

Снегопад прекратился. Укатанный колесами автомобилей, снег ледяным покровом сковывал мостовые. Автомобили двигались медленно и бесшумно. На Курфюрстенштрассе возле поваленной дорожной тумбы стояла разбитая машина. Несколько человек прицепляли ее к грузовику, чтобы отбуксировать. Ржавая вода текла из радиатора.
Над крышами домов нависло черное небо, и звезды казались небывало близкими. В такую ночь легко представить, что земля тоже является звездой, несущейся в безвоздушном мраке. Даже меховой воротник не защищал от этой мысли.
Я вышел из ложи за минуту до Поля. Спускаясь в толпе по главной лестнице, он уже не видел меня. Я стоял, прислонившись к стене, разглядывая его в зеркале над лестницей и сравнивая с фотографией. Проходя мимо театральной кассы, я попросил конверт, на улице сунул в него фотографию, надписал “Евросаунд” и без марки опустил в почтовый ящик на углу.
В хорошую погоду дорога до моего отеля заняла бы минут пятнадцать. Сегодня на это ушло полчаса. Ледяная корка похрустывала под ногами. Только четверо из моих стражей находились в поле моего зрения; держась в отдалении, они сопровождали меня от самого театра. Они хорошо несли службу, но, по существу, были бесполезны. Вся система такой охраны бесполезна. Предполагалось, например, что в театре я буду в безопасности, но ведь вместо Поля мог явиться и кто-нибудь из врагов, без особого труда пырнуть меня ножом, и ни один человек даже не заметил бы этого.
На Бюловштрассе были вывешены последние объявления. Заметив фамилию Петерса, я купил вечерние газеты. Эвальд Петерс являлся начальником личной охраны канцлера Эрхарда. Всего лишь месяц назад он ездил в Лондон для обеспечения безопасности канцлера на тот случай, если кому-нибудь вздумается швырнуть в канцлера гнилым помидором, когда тот приедет с официальным визитом в Англию. Сегодня его арестовали по обвинению в массовых уничтожениях евреев. Он являлся старшим офицером криминальной полиции ФРГ, ответственным за охрану канцлера, президента республики и государственных деятелей других стран, посещавших Бонн. Что знал о нем Эрхард? По-видимому, ничего. Недавно на партийном съезде вопреки определенному давлению он настоял на продолжении судов над бывшими военными преступниками и отверг настояния об амнистии, в результате которой многие нацисты были бы освобождены из тюрем. Если бы у него были подозрения в отношении своего главного телохранителя, он немедленно расстался бы с ним.
Петерс был арестован по настоянию комиссии “Зет”. Я уважал ее сотрудников за хватку. Внутри этой комиссии уже давно шли волнения. Ее задача состояла в том, чтобы выкорчевывать остатки нацистов, а среди руководства и во всех звеньях комиссии находились бывшие нацисты, поэтому с каждым новым арестом лояльные сотрудники все больше и больше рисковали своим служебным положением. Весьма странная организация.
Вчера арестовали Ганса Крюгера, западногерманского министра по делам беженцев. Обвинение: он был судьей особого военного нацистского трибунала в оккупированной Польше. Через несколько дней в газетах появится новое имя – полиция связывает сейчас концы порванной нити – Франц Ром, руководитель отдела регулирования дорожного движения. Я потратил три недели, пока отыскал его. Мне это доставило особое удовольствие; некоторые из тех, кого я разоблачил, кончали с собой, и я знал, что Ром был готов теперь в любой день сам сунуть голову в петлю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62