— Огромное количество ученых буквально сходило с ума, пытаясь установить, были ли динозавры холоднокровными или же теплокровными, путаясь в мешанине терминов. Впоследствии стало понятно, что кровеносная система совсем не так проста, как кажется. Температура тела может быть как постоянной, так и переменной, регулироваться изнутри или снаружи, уровень метаболизма может быть низким и высоким. Поддержание постоянной температуры тела называется гомеотермией. Вариативная температура, обычно сходная с температурой внешней среды — пойкилотермией. Температура, регулируемая изнутри, называется эндотермией, снаружи — эктотермией. Животное, уровень метаболизма которого в состоянии отдыха остается высоким, называется тахиметаболиком, низким — брадиметаболиком. Это понятно? Прекрасно. Итак, теплокровные животные в большинстве своем гомеотермики, эндотермики и тахиметаболики, в то время как хладнокровные — пойкилотермики, эктотермики и брадиметаболики. Но голые кротовые птицы оказываются гомеотермиками, эктотермиками и тахиметаболиками. Они что, холоднокровные? Существуют некоторые виды насекомых, температура тела которых в неподвижности равна температуре окружающей среды, но в полете поднимается гораздо выше. Они пойкилотермики, эндотермики и брадиметаболики. Теплокровные или холоднокровные? А звери, впадающие в спячку? Гомеотермики, эктотермики, брадиметаболики? И тепло— и холоднокровные одновременно? Если бы вы сами начали изучать механизм этой системы, вы бы поняли, что я невероятно упрощаю. На самом деле все еще запутанней. Вот я и решила навести здесь порядок.
Во время этой импровизированной лекции Джимми с удовольствием наблюдал, как Сэлли понуро и молчаливо стоит в дальнем углу. Ей удалось высказаться только раз, да и то никто не услышал. Изредка она бросала быстрые взгляды на Гриффина и тут же вновь отводила глаза.
Неудивительно. Впервые Сэлли удостоилась возможности увидеть себя со стороны, и, судя по всему, увиденное ей не понравилось. Единственное, чего не мог понять Джимми, — почему так разговорчива Гертруда.
Гриффин слушал ее молча, не поднимая головы, просматривая книгу за книгой.
— Кожаные обложки, — проговорил он, когда Гертруда наконец замолкла. — Серебряное тиснение. Они хорошо к тебе относятся. И остров… Здесь что, все живут в башнях?
— Некоторые. Большинство — нет.
— Выходит, тебя вроде как премировали? И кто же, разреши спросить? — нелюбезно поинтересовалась Молли.
— Наши спонсоры. Я тоже кое-что для них делаю.
— Что именно?
— Вы уже поняли, мне даровано право изменить собственное прошлое. Иначе мы бы сейчас не разговаривали. То, что я живу здесь, отнюдь не премия, а скорее цена, которую приходится платить за это разрешение. Правда, не слишком высокая. Мне позволено заниматься любимыми делами — в основном исследованиями, — а в ответ я разрешаю исследовать себя, когда у них возникают какие-либо вопросы по поводу человеческой расы.
— Да, но в чем состоит твоя работа? — упорствовала Молли.
— Я — типовой экземпляр Homo sapiens.
Лицо Джимми вытянулось. Заметив это, Гриффин объяснил:
— Когда Линней создавал свою систему классификации, он просто описывал основные черты каждого вида, создавая о нем некое абстрактное представление. Но, как обычно, начались недоразумения. Иногда, руководствуясь таким описанием, представителя одного вида принимали за представителя совершенно другого. Поэтому сейчас описание вида делается с конкретного животного, называемого типовым экземпляром. Он тщательно выбирается и сохраняется, а когда возникают какие-то вопросы, исследуется вновь.
— Я что-то не…
— Доктор Сэлли — образец человеческого существа. Та линейка, по которой мы все измеряемся.
— Подождите, — сказал Джимми. От его хорошего настроения не осталось и следа. — Вы имеете в виду, что моя принадлежность к человеческому роду измеряется тем, насколько близко я напоминаю ее?
— А что вам не нравится? — осведомилась Гертруда. На этот вопрос надо было либо отвечать весь день, либо не отвечать вовсе.
— Возможно, ты наконец объяснишь нам, зачем мы здесь? — предложил Гриффин.
— Давайте выпьем, — ответила Гертруда, — и я все расскажу.
Она налила им по бокалу прозрачной бодрящей жидкости. Минуту назад Джимми казалось, что Гриффин и Молли выглядят уставшими и измученными. Но, глотнув напитка, они приободрились на глазах. Сам он чувствовал, что готов горы свернуть, и не мог отогнать мысль, что бутылочка такого пойла оказалась бы неплохим сувениром там, дома.
— Я была руководителем экспедиции Основного Проекта. Ее первого варианта, — сказала Гертруда. — Может быть, это прозвучит ужасно, но, несмотря на смерти, я чувствовала себя счастливой. У меня были динозавры. Со мной был Лейстер. У меня было все. Если бы я не отпугнула Лейстера, я бы осталась в мезозое навсегда.
— А чем ты его отпугнула? — заинтересовалась Молли.
— Я сваляла дурака.
Гертруда готовила к запуску спутник, когда взорвалась бомба. На деревьях чирикали птички, и она удивилась, как знакомо и вместе с тем необычно звучит их песенка. Похожая на песни птиц ее времени и все же другая. Да и остальные звуки казались пока что чужими, хотя не менее приятными, чем привычные, оставшиеся в шестидесяти пяти миллионах лет отсюда. Музыка всегда музыка. Впервые она возникла среди маленьких пернатых, но не летающих динозавров. Онейрозавры, к примеру, пели очень неплохо.
И тут раздался взрыв.
Она побежала туда, где висело облако дыма и слышались крики, чтобы увидеть три разбросанных по земле тела: Чака, Далджит и Тамары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90