Тишину нарушало только хлопанье крыльев возвращавшихся домой храмовых голубей. Благоухание роз, влажный песок – все было мирно, как в те древние сумерки, когда крылатые ангелы, «увидев красоту дочерей человеческих» Вольный пересказ из Ветхого завета, кн. 1, гл. 6, стих 2.

, спустились, чтобы взять себе жену.
«При свете креста грязным японским духам, видимо, не одержать победы. Однако вчерашнее видение? Что же, это всего только видение. Разве святого Антония дьявол не соблазнял такими видениями? В доказательство моей правоты сегодня появилось несколько новых верующих. Вскоре и в этой стране повсюду воздвигнутся господни храмы».
С такими мыслями Органтино шагал по дорожкам, посыпанным красным песком. И вдруг сзади кто-то тихонько ударил его по плечу. Органтино сразу оглянулся. Но увидел лишь, что по молодой листве слабо разливается лунный свет.
– Храни нас господь!
Пробормотав так, Органтино медленно пошел дальше. И вдруг рядом с ним смутно, точно призрак, вырисовываясь в полутьме, зашагал откуда-то взявшийся старик с ниткой яшмы на шее.
– Кто ты такой?
Пораженный Органтино невольно остановился.
– Кто я – не все ли равно? Один из духов этой страны, – улыбаясь, дружелюбно ответил старик. – Пройдемся вместе. Я хочу немного побеседовать с тобой.
Органтино перекрестился. Но старик не обнаружил при этом никакого страха.
– Я не злой дух. Посмотри на эту яшму, на этот меч. Будь он закален в адском огне, он не был бы таким светлым и чистым. Перестань произносить заклятия.
Органтино волей-неволей, скрестив руки, нехотя пошел рядом со стариком.
– Ты явился, чтобы распространять веру в небесного царя? – спокойно заговорил старик. – Может быть, это и не дурное дело. Но даже если дэусу придет в эту страну, в конце концов он будет побежден.
– Дэусу – всемогущий господь, дэусу… – начал было Органтино, но вдруг, опомнившись, перешел на более вежливый тон, каким обычно разговаривал с верующими этой страны. – Я думаю, над дэусу никто не может одержать победы.
– Но надо считаться с действительностью. Послушай. Издалека в нашу страну пришел не только дэусу. Из Китая сюда пришли Конфуций, Мэн-цзы Мэн-цзы (Мэн Кэ, IV-III вв. до н.э.) – крупнейший мыслитель, последователь Конфуция.

, Чжуан-цзы Чжуан-цзы (Чжуан Чжоу, IV-III вв. до н.э.) – один из основателей даосизма, гениальный поэт.

, да и сколько еще других мудрецов. А ведь в то время наша страна только родилась. Мудрецы Китая, кроме учения дао Дао (букв.: «Путь») – центральное понятие китайской философии; в конфуцианском учении это социально-нравственный порядок, которому надлежит следовать человеку и обществу, в даосизме – закон, который пронизывает Вселенную и с которым должно слиться человеку, чтобы обрести свою истинную суть.

, принесли шелка из страны У Страна У – одно из китайских царств в III в. н.э.

, яшму из страны Цинь Страна Цинь – китайское царство, существовавшее с 220 по 207 г. до н.э.

и много других вещей. Они принесли нечто более благородное и чудесное, чем яшма, – иероглифы. Но разве благодаря этому Китай смог подчинить нас? Посмотри, например, на иероглифы. Ведь не иероглифы подчинили нас, а мы подчинили себе иероглифы. Среди издавна известных наших древних соотечественников был поэт Какиномото Хитомаро Какиномото Хитомаро (VIII в.) – великий японский поэт, стихи которого представлены в антологии «Манъесю".

. Сочиненная им песня «Танабата» Танабата – ткачиха.

сохранилась в нашей стране до сих пор. Прочитай ее. Пастуха и простой ткачихи там не найдешь. Воспетые там возлюбленные – это звезды Волопас и Ткачиха Альтаир и Вега, расположенные по обе стороны Небесной реки (Аманогавы, японское название Млечного Пути); согласно легенде, распространенной в Китае и Японии, это влюбленные, встречающиеся один раз в году, в седьмой день седьмой луны.

. У их изголовья журчала Небесная река, как журчат реки нашей страны. Это не был шум волн Млечного Пути, похожего на реки Хуанхэ или Янцзыцзян. Но я должен рассказать тебе не о песне, а об иероглифах. Чтобы записать эти песни, Хитомаро применил иероглифы. В антологии VIII в. «Манъесю» китайские иероглифы были использованы преимущественно по их звучанию (измененному согласно фонетике японского языка), т. е. как фонетические буквы, без учета их значения. Этот вид письма именуется манъегана. Впоследствии на основе такого употребления японцы, упростив ряд иероглифических знаков, создали свою фонетическую азбуку – кана. Вместе с тем и сами иероглифы стали употреблять по их значению, для чего с иероглифом связывалось понятное японцам японское слово. Примером здесь взят знак «лодка», по-китайски «чжоу», что по-японски звучит «ею», однако японцы читают этот знак «фунэ», что значит «лодка» по-японски. (Здесь изложена только суть, употребление иероглифов в японской письменности несколько сложнее). Соединяя иероглифы со своей фонетической азбукой, японцы создали национальный вид письменности.

Не столько ради их смысла, сколько ради их звучания. Но когда был введен знак «лодка», «фунэ» всегда оставалось «фунэ». Не то наш язык мог бы стать китайским. Здесь действовал не столько Хитомаро, сколько охранявшая его душу сила богов нашей страны. Мудрецы Китая привезли в нашу страну также искусство каллиграфического письма. Кукай, Косэй, Дофу, Сари Кукай (770–835), Косэй (971–1027), Дофу (925–996), Сари (933–988) – японские каллиграфы.

– я постоянно навещал их тайно от людей. Образцом им обычно служила китайская каллиграфия. Однако их кисть всегда рождала новую красоту.
1 2 3 4 5