Читать газеты - больше как будто ничего и не оставалось. Вошла Аннет с румянцем на щеках и клубком шерсти в руке.
- Ну, - сказал он, выглядывая из-за газеты, - теперь ты довольна?
Она подошла ближе.
- Брось газету, Сомс, дай я тебя поцелую.
- Это по какому же случаю?
Аннет отбросила газету в сторону и села к нему на колени. Потом положила руки ему на плечи, наклонилась и поцеловала его.
- Потому что вы не покинули мою родину в беде. Я горжусь Англией.
- В первый раз слышу, - сказал Сомс. Она была не легонькая, от нее пахло вербеной. - Не знаю, право, - добавил он, - какую пользу мы можем принести. Разве что на море.
- О, но это все, что нужно. Теперь мы не приперты к стене, мы опираемся на вас.
- Ты-то безусловно, - сказал Сомс, нисколько, впрочем, не огорчаясь этим обстоятельством.
Аннет встала. Вид у нее был преображенный.
- Теперь мы разобьем этих ужасных немцев. Сомс, нужно расстаться с фрейлейн. Нельзя больше ее держать.
- Я этого ждал. Но почему? Она-то чем виновата?
- Оставить в доме немку? Нет!
- Да почему? Какой от нее вред? А если ты ее уволишь, что ей делать?
- Что угодно, лишь бы не в моем" доме. Почем мы знаем, может, она шпионка.
- Чушь!
- Ах, вы, англичане, так туго соображаете, всегда спохватываетесь слишком поздно.
- Не вижу проку в истериках, - буркнул Сомс.
- О нас будут говорить по всей округе.
- Пусть говорят.
- Non! Я уже сказала ей, чтобы собиралась. А Флер после каникул отдадим в закрытую школу. Не возражай, Сомс, я не оставлю в своем доме немку. "A la guerre comme a la guerre".
Сомс проворчал что-то очень неодобрительное. Ну, закусила удила! Чувство справедливости в нем" было глубоко оскорблено, однако рассудок подсказывал, что если спорить с Аннет, положение станет невыносимым.
- Тогда пришли ее ко мне, - сказал он.
- Только не вздумай с ней нежничать, - сказала Аннет и ушла.
"Нежничать"! Это слово возмутило его. "Нежничать"! Он все еще возмущался, когда до его сознания дошло, что гувернантка стоит перед ним.
Это была молодая женщина высокого роста, румяная, с немного выступающими скулами и честными серыми глазами, и стояла она молча, сцепив опущенные руки.
- Скверная получилась история, фрейлейн.
- Да, мистер Форсайт. Madame говорит, что я должна уехать.
Сомс кивнул.
- Французы очень эмоциональны. У вас есть какие-нибудь планы?
Гувернантка покачала головой. Сомс прочел в этом движении полную безнадежность.
- Какие у меня могут быть планы? Никто не захочет меня держать. Мне нужно было уехать в Германию неделю назад. А теперь меня выпустят?
- Почему бы нет? Мы ведь здесь не на побережье. Поезжайте в Лондон, поговорите с кем следует. Я дам вам письмо, подтвержу, что вы отсюда не выезжали.
- Благодарю вас, мистер Форсайт. Вы очень добры.
- Я-то не хочу, чтобы вы уезжали, - сказал Сомс. - Все это глупости; но тут я бессилен. - И, заметив, что на скулах у нее блестят две большие слезы, он поспешил добавить: - Флер будет скучать без вас. Деньги у вас есть?
- Очень мало. Я все время отсылала мое жалованье старикам родителям.
Вот оно! Старики родители, Малые дети, больные, и все прочее. Жестоко это! И он же сам толкает человека в пропасть! А внешность у нее приятная. Ничего ей не поставишь в упрек, кроме войны!
- На вашем месте, - сказал он медленно, - я бы не стал терять времени. Поезжайте сейчас же, пока они еще только осматриваются. А потом начнется такая истерика... Погодите, я дам вам денег.
Он подошел к старинному ореховому бюро, которое купил по случаю в Рэдинге, - прекрасная вещь, с потайным ящичком, и продали за бесценок. Сколько же ей дать? Все так неопределенно... Она стояла совсем тихо, но он чувствовал, что слезы бегут у нее по щекам.
- Ну их к черту, - сказал он вполголоса. - Я дам вам жалованье за три месяца и пятнадцать фунтов наличными на дорогу. Если вас не выпустят, дайте мне знать, когда все истратите.
Гувернантка подняла сцепленные руки.
- Я не хочу брать у вас деньги, мистер Форсайт.
- Глупости. Возьмете все, что я вам даю. Я этого не хотел. По-моему, вам нужно было у нас остаться. При чем здесь женщины?
Он достал из потайного ящичка нужное количество банкнот и вернулся на середину комнаты.
- Я вас отправлю на станцию. Поезжайте и сегодня же обратитесь куда следует. Пока вы собираетесь, я напишу письмо.
Гувернантка наклонилась и поцеловала ему руку. Такое с ним случалось впервые, и нельзя сказать, чтобы это ему понравилось.
- Ну что вы, что вы, - сказал он и, присев к бюро, написал:
"Сэр!
Подательница сего, фрейлейн Шульц, последние полтора года была гувернанткой моей дочери. Могу засвидетельствовать ее хорошее поведение и недюжинные знания. Все это время она прожила в моем доме в Мейплдерхеме, если не считать двух отпусков, проведенных, насколько мне известно, в Уэльсе. Фрейлейн Шульц желает возвратиться в Германию, и Вы, я надеюсь, ей в этом! посодействуете.
Прилагаю свою карточку и остаюсь
уважающий Вас
Сомс Форсайт".
Потом он вызвал по телефону такси - завести собственный автомобиль он упорно отказывался: бешеные какие-то махины и вечно ломаются.
Когда такси подъехало к дому, Сомс вышел в холл. Флер с подружкой убежали в лес; Аннет в саду, и скорее всего там останется; нельзя же допустить, чтобы этой молодой женщине даже некому было пожать руку на прощание.
Сперва по лестнице снесли глянцевитый заграничный чемодан, потом саквояж и небольшой тючок в ремнях с заткнутым за них зонтиком. Последней спустилась гувернантка. Глаза у нее были заплаканные. Внезапно все это показалось Сомсу вопиющим варварством. Оказаться вот так выброшенной на улицу только потому, что этот чертов кайзер и его бандиты-генералы посходили с ума!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39