«Тогда позволь мне быть свободным от тебя». «Как тебе будет угодно», – молвил голос, и нечто отделилось от меня, образ Шерри, выгравированный в моей памяти, растаял как туман. Ручка зонтика обожгла мне руку, и я качнулся. Лифт остановился, толчком отозвавшись в моей груди: мы прибыли на место.
Я вышел в холл, большой, с ковром изысканного бежевого цвета и бледно-зелеными стенами, светлыми, точно листья по весне. Дверь в апартаменты Келли была мне знакома: под кнопкой звонка тут был медальон с изображением герба Мангаравиди и Кофлинов, разделенный на четыре квадрата: первый и четвертый красного цвета – неистовый лев, второй и третий – черный соболь, премудрый змий, коронованный на лазурном фоне, – так Дебора истолковывала эти символы и девиз: «Victoria in Caelo Gerraque». «Победа на небесах и на земле» (лат.).

На секунду меня затрясло, точно от холода. Не из-за девиза (хотя и из-за него тоже), а от воспоминаний о тех нескольких разах, когда я подходил к этой двери. Я поднял дверное кольцо.
Открыла мне Рута. На ней было роскошное черное шелковое платье и жемчужное ожерелье. Она повернула ко мне лицо – пикантное, накрашенное, испытующее, прожорливое, – и энергия вернулась в мою кровь, мне перестало казаться, будто кровь утекает из меня к луне, нет, новое скотское буйство сулило мне жизнь, я стоял в дверях, рассматривая Руту, и в душе у меня зарождалось целебное здоровье.
– Хорошо выглядишь, – сказал я.
Она улыбнулась. Сутки и еще два-три часа прошли с тех пор, как она покинула полицейский участок, но уже успела побывать в салоне красоты, разумеется, самом шикарном в Нью-Йорке. Рыжина ее волос была сейчас безупречна, точно рыжие и бурые тона поленьев в костре, уже тронутые пламенем, очень нежным пламенем, похожим на красноватый оттенок глины, который укрепил костер.
– Добрый вечер, мистер Роджек, – сказала она.
В последний раз, когда я видел Руту так же близко, волосы ее были растрепаны, проглядывали корни, помада была размазана, одежда распахнута, груди лежали у меня в ладонях, и мы оба задыхались в спешке совокупления. Дух того соития вернулся ко мне из моего собственного тела, пришел моим запахом, и между нами повисла некая двусмысленность. Острый носик Руты, чувствительный ко всякой перемене настроения, точно кошачья антенна, метнулся в сторону и нацелился в незащищенное пространство между моей щекой и ухом.
– Что ж, спасибо за хорошее поведение в полиции, – сказал я.
– О, вы слишком добры ко мне.
Мы оба подумали о том, что она вела себя далеко не так хорошо, во всяком случае – с полицией.
– Но я и впрямь старалась не навредить вам. В конце концов, вы мне отнюдь не противны.
– Хотелось бы надеяться.
Она вибрировала в поле внимания, возникшем между нами.
– Конечно, не противны. Но какой женщине прок от мужчины, который ей не противен? Все это херня. – И она сладко улыбнулась мне. – Между нами говоря, ваш тесть приложил руку к вашему освобождению.
– Интересно бы узнать, почему.
– А это вы у него спросите. – Секунду у нее был такой вид, будто она готова была рассказать мне еще кое-что, но потом передумала. – Знаете, сегодня вечером здесь все вверх дном. Все время приезжали люди. Теперь остались только двое. Скажу вам по секрету, эти двое – просто чудовищны.
– Тем не менее пойдем к ним.
– А вы не хотите сначала навестить Деирдре?
– Ее привезли из школы?
– Конечно, привезли. Она ждала вас до полуночи. А потом дед отправил ее спать. Но она все равно не спит.
Меня охватила жуткая тоска, точно самолет, в котором я летел, начал безнадежно падать. Уж больно кружной получался у меня путь. Я собрал последние силы, чтобы подготовиться к встрече с Келли, а теперь все могло пойти прахом. Могли нахлынуть воспоминания. А я не хотел их. Я ведь впервые увидел Деирдре в тот же день, что и Келли, в этих апартаментах, девять лет назад, и воспоминание это было не из приятных. Дебора боялась своего отца. Когда Келли обращался к ней, губы ее дрожали. Я никогда еще не видел ее столь беспомощной, в ее поведении таился намек на то, что брак со мной она считала позором.
И лишь Деирдре в какой-то мере спасла тот вечер. Она не виделась с матерью больше месяца, шесть недель назад ее привезли из Парижа повидаться с Келли, но она кинулась сразу ко мне, не обратив внимания на мать и деда.
– Moi, je suis gros garсon, – сказала она. Для трехлетней она была очень мала ростом.
– Tu es tres chic, mais tu n'as pas bien L'air d'un garсon.
– Alors, c'est grand papa gui est gros garсon.*
* Я славный парень. – Ты просто блеск, но ты не похожа на славного парня. – Так, значит, это дедушка у нас славный парень? (фр.)
Мы засмеялись. И больше в тот вечер никто не рассмеялся ни разу.
Рута отвлекла меня от воспоминаний, положив руку мне на плечо.
– Не знаю, готов ли я сейчас к встрече с Деирдре, – сказал я.
– Здесь платят наличными, – заметила Рута и повела меня к детской. – Я постараюсь дождаться вас тут. Мне нужно кой о чем поговорить с вами. – Она улыбнулась, открыла дверь и сказала: – Деирдре, пришел твой отчим.
Та тут же выпрыгнула из постели. Тощая, точно скелет с ручонками, она крепко обняла меня.
– Включи-ка свет, – сказал я. – Хочу поглядеть, на что ты стала похожа.
На самом же деле мне просто было страшно оставаться с нею в темноте, точно мой мозг стал бы тогда слишком прозрачен. Но когда свет зажегся, картины минувшей ночи исчезли. Я почувствовал, что очень рад видеть Деирдре. В первый раз с той минуты, как я вошел в отель, мне стало хорошо.
– Ну, давай поглядим.
Последний раз я видел ее на Рождество, она очень выросла за это время и обещала стать высокой и стройной. Уже сейчас я не смог бы поцеловать ее в темечко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89