Это свойственно ее возрасту, мсье Аркнэн, как нашему возрасту свойственно, напротив, проявлять бдительность. Счастье еще, что г-н барон выслал вас нам навстречу, иначе я не чувствовала бы себя особенно спокойно среди этих полей, где нам не придет на помощь ни Бог, ни черт!
При этих словах г-н Аркнэн, доверенный слуга г-на барона де Вердло, гордо выпрямился и, хлопнув рукой по кобурам пистолетов, ответил: – Вы совершенно правы, что не боитесь, мадемуазель Гогота, ибо у меня есть чем внушить почтение любому встречному, и уверяю вас, что в защиту чести барышни и вашей я ни секунды не поколеблюсь всадить две пули в тело первого, кто посмеет отнестись к вам недостаточно почтительно. Эти игрушки знают, что находятся в руках такого старого солдата, как я, и они заряжены на славу, глядите-ка!
И г-н Аркнэн вытащил из кобур два прекрасных пистолета с нарезными дулами и замками и очень удобными рукоятками. При виде их м-ль Гогота с ужасом вскричала:
– Боже мой! Мсье Аркнэн, вы видно хотите застрелить меня! Спрячьте эти смертоносные орудия. Ну кому придет в голову оскорбить двух слабых женщин? Нужно быть вконец испорченным, чтобы пожелать им зла, честное слово! Однако же, благодарю вас, мсье Аркнэн, за вашу готовность защищать нас. Ах, если бы все мужчины были подобны вам, мсье Аркнэн, как трудно было бы остаться девушкой.
И м-ль Гогота Бишлон – иначе Маргарита или Марго Бишлон, – камеристка г-жи маркизы де Морамбер, жеманно вздохнула: в каждой харчевне, на каждой станции, на каждом привале, м-ль Гогота Бишлон благосклонно принимала легкое ухаживание мсье Николая Аркнэна. Очевидно, что эта Гогота и этот Николай нравились друг другу; впрочем оба они были исполнены самых честных намерений. М-ль Гогота любовалась представительной внешностью мсье Николая Аркнэна, очень стройного в своей коричневой ливрее, молодцевато сидящего в седле на большой гнедой лошади, опираясь на стремена подошвами высоких ботфорт и с пистолетами у седельной луки. Мсье Аркнэн, с своей стороны, с интересом рассматривал м-ль Гоготу, комфортно расположившую на подушках кареты свою внушительную и дородную персону, но не забывал поглядывать также и на другую путешественницу, которая во время этого разговора оставалась безмолвной.
Тоненькая и деликатная, она совсем почти исчезала за телесами изобильной м-ль Маргариты Бишлон. В это время м-ль Анне-Клавдии де Фреваль шел семнадцатый год; она являла взору все красы прелестной и здоровой молодости. Единственный упрек, который можно было бы сделать ей, заключался в том что, с первого взгляда, ее молодость немного слишком внушала представление о хрупкости. Хотелось бы быть более спокойным за будущее такой красы. М-ль де Фреваль была среднего роста и безукоизненного сложения. Все ее движения были живые и порою даже немного резкие, но несмотря на это они сообщали ей бесконечную пленительность, которой не уменьшала даже некоторая худоба ее, объяснявшаяся скорее возрастом, чем природными данными Так что, при более внимательном рассмотрении создавалось впечатление, что со временем она станет сильной и крепкой, но и в крепости своей сохранит нечто от теперешней деликатности. В настоящий же момент м-ль де Фреваль была сама грация. Лицо ее отличалось необычайной приятностью. Темные глаза под красивыми черными бровями оживляли его нежный и безупречно свежий румянец. Маленький тонкий нос, смелый подбородок, полные губы, дополняли впечатление. Темноглазая, чернобровая, блондинка по цвету кожи, мадемуазель де Фреваль была светлой блондинкой также и по цвету волос. Без пудры они окружили бы ее лицо широким золотым ореолом, пышность которого составила бы резкий контраст со скромностью ее костюма; однако, несмотря на кажущуюся бедность платья, она всем своим видом производила впечатление девушки знатной. Об этом свидетельствовали также карета, в которой она ехала, и сопровождавшие ее люди, ибо м-ль Гогота Бишлон, равно как и г-н Николай Аркнэн находились очевидно в ее распоряжении и были обязаны присматривать за ней. Впрочем, м-ль Анна-Клавдия де Фреваль была создана для того, чтобы быть окруженной повиновением. Это чувствовалось по звуку ее голоса и по фамильярному тону, которым она обратилась к г-ну Аркнэну, смягчая его очаровательной улыбкой:
– Что же, Аркнэн, мы собираемся заночевать здесь? Сколько еще лье осталось нам до Вернонса.
Г-н Аркнэн почтительно поднес руку к шапке:
– Вернонс, сударыня, находится по ту сторону долины. Мы увидим его с высоты лежащего перед нами пригорка, который здесь обыкновенно называют Рэдон. Если я говорю, что мы увидим его, то это только оборот речи, так как скоро наступит ночь, а подъем на Рэдон не из легких. Не говоря уже о том, что начиная отсюда и до глубины долины дорога очень неважная. Но это пустяки! У нас есть отличные фонари, да и луна скоро взойдет. А когда мы приедем в Вернонс, то самая трудная часть дороги будет сделана, и нам останется только выехать пораньше утром, чтобы еще засветло приехать в замок, где г-н барон сгорает от нетерпения видеть нас.
Произнеся эти слова, г-н Аркнэн поплотнее уселся в седло и подал знак кучеру и форейтору. Лошади достаточно передохнули. М-ль Гогота Бишлон с сухим шумом захлопнула окно кареты. Бичи защелкали, колеса завертелись, и карета начала спускаться, скрипя рессорами и осями.
Г-н Аркнэн был прав: дорога, действительно, была неважная и даже скверная, так что, когда спустились в лощину, стало совсем темно. Правда, мрак не был очень густым. Слабое сияние на горизонте возвещало о близком восходе луны. Дорога была видна довольно отчетливо, но окрестности все больше и больше тонули во мраке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60