- Только зачем это исследовать. Буквы были очень выцветшие и несколько старомодные. Видимо, она давно умерла.
Человек рядом со мной погрузился в свои мысли. Потом заметил:
- Всего лишь история, но как впечатляет...
- Ну, это когда редко доводится слушать истории, возразил я.
- Вы думаете? - Он подал мне руку и я крепко пожал ее. - А ведь я хотел бы рассказать ее еще кому-нибудь. Можно?
Я кивнул. Вдруг он спохватился:
- Но у меня же никого нет. Кому бы я ее рассказал?
- Что ж, это просто: расскажите детям, которые иногда приходят посмотреть на вашу работу, кому же еще?
Дети и в самом деле услышали три последние истории. Только историю о вечерних облаках лишь частично, если я правильно осведомлен. Дети ведь маленькие и потому намного дальше от вечерних облаков, чем мы. Но так даже лучше. Несмотря на большую и искусно построенную речь Ханса, они поняли бы, что вся эта история - игра детей. и, как посвященные, отнеслись бы к моему рассказу критически, Но это хорошо, что они не знают, с какими усилиями и как неловко мы переживаем вещи, которые с ними происходят так просто и безо всякого принуждения.
ОБ ОДНОМ СОЮЗЕ ПО НАСТОЯТЕЛЬНОЙ НЕОБХОДИМОСТИ
Я только что узнал, что и в нашем местечке есть нечто вроде артистического союза. Он возник недавно, в силу безотлагательной, как это обычно бывает, необходимости, и говорят, что он "процветает". Когда союз не знает, что ему предпринять, он занимается тем, что процветает; считается, что без этого союз - еще не союз. Излишне говорить, что господин Баум соединяет в своем лице почетного члена, отца-основателя, знаменосца и проч., и не перепутать разные свои титулы стоит ему труда. Он послал ко мне одного молодого человека, чтобы пригласить меня поучаствовать в "вечерах". Я, разумеется, со всей возможной учтивостью поблагодарил его и прибавил, что последние примерно пять лет все мои усилия направлены в противоположную сторону.
- Подумайте только, - объяснил я ему с подобающей серьезностью, - все это время не проходит и минуты, чтобы я не вышел из какого-нибудь союза, и все же до сих пор еще остаются такие, в которых я как бы состою.
Молодой человек сначала испуганно, потом с выражением почтительного сожаления посмотрел на мои ботинки. Должно быть, он представил, как много им приходится "выходить", потому что он понимающе кивнул головой. Мне это понравилось, и так как я собирался идти, я предложил ему немного проводить меня. Мы вместе прошли по поселку и далее до вокзала, потому что мне нужно было в соседний городок. Мы говорили о самых разных вещах, и я узнал, что молодой человек - музыкант. Он сам скромно сообщил мне об этом; по его виду это трудно было бы определить. Помимо шевелюры его отличала изрядная, прямо-таки бьющая ключом услужливость. Во время этой совсем небольшой прогулки он успел поднять две моих перчатки, подержать мой зонт, пока я что-то искал в карманах, краснея заметить мне, что в моей бороде что-то запуталось и что на моем носу осела сажа, и при этом его пальцы вытягивались, словно устремляясь моему лицу на помощь. В своем усердии молодой человек даже иногда отставал, чтобы с простодушным удовольствием извлечь из ветвей кустарника запутавшиеся в них палые листья. Поэтому когда я понял, что из-за этих бесконечных остановок я рискую пропустить мой поезд (вокзал был еще Довольно далеко), я решил, чтобы по возможности удерживать его рядом со мной, рассказать ему историю. И не мешкая приступил к делу:
- Мне известно, как возник один союз, который был по-настоящему необходим. Вот послушайте. Не так давно в одном старом городе встретились три художника. Разумеется, три художника не стали говорить об искусстве. По крайней мере, так казалось со стороны. Они коротали вечер в уединенной комнате старой гостиницы, повествуядруг другу о своих дорожных и всевозможных прочих приключениях. Их рассказы становились все короче и немногословнее, и наконец от всей беседы осталось лишь несколько острых словечек, то и дело перелетавших из уст в уста. Между прочим, чтобы сразу исключить возможное недоразумение, я скажу, что это были настоящие художники, что называется, самой природой, а не случаем предназначенные для своего ремесла. Этот скучный вечер в гостинице ничего не меняет - сейчас Вы узнаете, что было дальше. В гостиницу стали приходить другие люди, профаны; художники почувствовали себя не в своей тарелке и решили уйти. И когда они выходили из ворот, они были уже другими людьми. Они шли посередине улочки, в некотором удалении друг от друга. На их лицах еще оставалось немного смеха, этого замечательного беспорядка в чертах, но глаза у всех троих уже были серьезны и вдумчивы. Вдруг шедший посередине толкнул своего попутчика справа. Тот понял его сразу. Перед ними протянулась узкая, залитая теплыми сумерками улица. Она полого поднималась, так что ее перспектива была очень ясна, и в ней было что-то таинственное, и все же знакомое, близкое. Три художника остановились на миг перед этой картиной. Они ничего не сказали, потому что знали, что об этом сказать невозможно. Ведь именно потому, что есть вещи, о которых невозможно сказать, они и стали художниками. Вдруг где-то поднялся месяц, серебристой линией очертил фасад дома напротив, и из какого-то двора донеслась песня. "Грубый эффект", - буркнул Средний, и они пошли дальше. Теперь они шли немного ближе друг к другу, хотя по-прежнему занимали всю ширину улицы. Неожиданно они вышли на площадь. Теперь тот, что шел справа, обратил внимание остальных на открывшийся вид. В этой более просторной и свободной композиции месяц уже не мешал, напротив, он был даже необходим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27