В ноябре родилась Митико. Жизнь стремительно неслась вперед, незаметно пролетали дни и месяцы, горести и радости сменялись, точно в калейдоскопе. Вчера невеста – сегодня она уже супруга, мать… На грудь, к которой приникла Митико, падала невольная слеза скорби – «вот и я точно так же лежала когда-то у родимой груди…» – и Митико заливалась громким плачем. И не успевала молодая мать подхватить ее на руки со словами: «Не плачь, моя маленькая, не плачь, моя хорошая!», как нужно было прятать слезы от входившей в комнату служанки, предлагавшей «Извольте переодеться, госпожа!» И вот она уже, в парадной прическе, в украшенном гербами кимоно, тихими шагами выходит в большую библиотеку и, сидя рядом с мужем, выслушивает новогодние поздравления бывших вассалов клана. В первый год она испытывала во время этой церемонии неловкость; на следующий год – привыкла, потом и вовсе перестала смущаться. Годы шли чередой, цвела весна, на смену ей приходила зима; вот Митико исполнилось двенадцать лет – «как раз столько, сколько было мне самой, когда мать впервые начала учить меня читать Окагами…» Окагами – дословно «Великое зерцало», название известного произведения литературы раннего средневековья. Написанная в XII в., когда аристократия была уже отстранена от власти феодальным дворянством-самурайством, эта книга представляет собой своего рода панегирик былой славе и блеску придворной аристократии.

А ей самой уже тридцать…
В золоченых покоях госпожа Китагава оплакивала свою горестную судьбу.

6

Кто родился в доме даймё, кто с детства не имел ни малейшего представления о каких-либо материальных невзгодах, чье малейшее желание, малейший каприз с самого младенчества исполнялись мгновенно, тот не способен понимать переживания людей и их близких, не умеет обуздывать себя, и, даже если от природы он не так уж порочен, все равно, при случае, он с легким сердцем идет на жестокость. Недаром считается, что урод и красавец – смежные понятия, ограниченность и широта воззрений часто, как соседи, уживаются рядом, а величие и высокомерие недалеко ушли друг от друга; не зря же люди еще в старину говорили, что «от барской власти жди напасти».
Муж госпожи Китагава граф Иосимити не был уродом, не был он и настолько глуп, чтобы его сочли дураком. Молодому графу жилось легко; жив был отец – старый господин, глава семьи Китагава, среди вассалов тоже имелось немало способных людей, клан был легитимистский, так что и от эпохи молодой граф не слишком отстал, а после реставрации Мэйдзи очень скоро поехал путешествовать по Европе – отчасти просто из любопытства. За три года, проведенные за границей, он успел научиться стрелять в цель, играть на биллиарде и в карты, разбираться в марках шампанского да посещать злачные места – вот, пожалуй, и все, что он усвоил за время своего пребывания в Европе. Но он обладал недурной внешностью, умел, само собой разумеется, немного изъясняться на иностранных языках, держался просто, приветливо. В отличие от многих других представителей аристократии и бывших даймё он был недурным собеседником – с ним можно было поговорить на разные темы. Все это привело к тому, что вскоре после возвращения на родину, графа пригласили в Государственный совет Государственный совет. – Государственный совет (Дадзёкан) – верховный правительственный орган после революции 1868 г. Государственный аппарат в первые годы после революции подвергался неоднократным реорганизациям. Государственный совет, которому была присвоена исполнительная власть, просуществовал до 1885 г. Впоследствии вместо него был создан кабинет министров.

и назначили по ведомству иностранных дел. Однако, испробованный в настоящей схватке, граф, против ожидания, оказался чрезвычайно слабым борцом и, спустя непродолжительное время, был переведен на весьма малообременительную должность камергера при одном из дворцов.
Тем временем старый господин, его отец, скончался, наследство – поскольку среди вассалов, по счастью, не оказалось воров – досталось молодому графу более чем достаточное. К тому же судьба судила ему родиться мужчиной, и он был молод. И вот, рассудив, что не стоит быть богатым, если не умеешь тратить, он погрузил руку в ящик с деньгами, добытыми крестьянским потом за долгие века, и постепенно стал всё усердней охотиться за любовными приключениями. В первые год-два после женитьбы на Садако – женитьбы по любви – граф несколько утихомирился, но это была лишь временная передышка. Как только Митико, улыбаясь, начала ковылять ножками, делая свои первые шаги, все пошло по-старому. Граф заводил содержанок, кутил с гейшами, поговаривали даже, будто его экипаж видели в квартале Ёсивара. Ёсивара – квартал публичных домов в Эдо (современный Токио) называется «Ёсивара».

Но Садако была убеждена, что трижды покоряться и семь раз уступать – первый долг женщины; это убеждение она унаследовала вместе с кровью своих прабабок, ей внушали его с того момента, когда она стала понимать окружающее. Она была уверена, что ревность – ядовитая змея, приводящая к гибели, что покорность – лучшее украшение женщины, что нужно все сносить, все терпеть, и при этом терпеть с приветливым видом и с улыбкой на устах, и что даже если муж по ночам оставляет жену одну, отправляясь к гейше или к артистке, добродетельная женщина не должна допустить, чтобы грязные связи на стороне замутили спокойствие ее домашнего очага; по рукам и по ногам связанная неписаным законом, гласящим, что ни теперь, ни в прежние времена, – кого ни возьми – знатных ли, простых, – никогда не бывало, чтобы мужчина оставался верен одной жене и что те, кого называют мудрыми героинями древности, всегда терпеливо, молча сносили неверность мужа, не позволяя себе ревновать, – Садако понимала иероглиф, которым пишется ее имя «Сада» «Сада».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105