И в самом деле. Профан не способен распознать даже самого лучшего скакуна. Люди глухи и слепы! Глупцы, они даже не догадывались, что среди аристократов, только и умеющих что кичиться знатностью рода, скрывается великий политический деятель! Даже сам граф Китагава и тот раньше не подозревал о своих талантах.
Нынешнее правительство рухнет, это неизбежно, а в будущем кабинете по крайней мере одно место безусловно будет за Китагава.
Покрытые золотыми коронками зубы графа Китагава, сквозь которые звучали раньше только всевозможные шуточные и любовные песенки самого игривого свойства, теперь пропускали слова о «свержении правительства клановой клики», об «ответственном министерстве» и другие удивительные, странные выражения в таком же роде. Управляющий пытался было почтительно указать графу на странность и необычность подобного поведения, но граф с жаром возразил, что тот ничего не понимает. «Ты не знаешь, в Европе все дворяне занимаются политикой!» – торжественно провозгласил он. Управляющий удалился с подобострастно смиренным видом, но в душе рассудил, что пусть уж лучше господин тешится политикой, чем распутничает, как раньше. «Пожалуй, так действительно даже спокойней… Лишь бы ключи от сейфа по-прежнему оставались в моих руках…» Очевидно, что управляющий отнесся к столь серьезной проблеме весьма легкомысленно.
Старый Хигаси возвратился на родину в полном отчаянии. Сацума и Тёсю царили полновластно повсюду. Подобно могучему дереву, цвели эти кланы, далеко вокруг простирались их густые, зеленые ветви, закрывая собой полнеба. И решив в душе, что нет и не найдется ни топора, ни огня, способного повалить, испепелить это дерево, что все стужи суровой зимы тоже бессильны заставить его уронить с ветвей хотя бы единый листик, старый Хигаси покинул Токио в глубоком унынии.
Но недаром осень идет по пятам лета, а под снегами лютой зимы уже зеленеет новыми побегами грядущая весна. Признаки близкого упадка таились в дни апогея славы кланового правительства. Скрытые пока под землей подспудные силы, долгое время попираемые и угнетаемые, уже начали энергичный подкоп, в результате которого клановое правительство должно было быть опрокинуто, свергнуто.
Оппозиционная партия, возглавляемая графом Оида, группировка графа Цутия, единомышленники графа Муто, оставив на время разногласия во взглядах, позабыв о различиях в своей истории, все как один сходились на том, что в течение долгого времени были равно угнетены и вынуждены мучительно бороться за право активного участия в жизни.
В то время как граф Фудзисава и граф Киносита заставляли Японию, вчера еще облаченную в «камисимо», Камисимо – парадная одежда самураев в эпоху феодализма.

надевать фрак и танцевать с дамами европейские танцы, чуть ли не утверждая, что в этом-то и заключаются просвещение и культура, настало время, когда усердно раздуваемый ветер преклонения перед всем иностранным подул совсем в другую сторону. В обществе все сильнее давала себя знать группировка, выдвинувшая лозунг: «Сохранение национальных особенностей, упорство, прилежание и военные доблести». Подобно неприятелю, осаждавшему храм Хоннодзи, Хоннодзи. – В 1582 г. в храме Хоннодзи, неподалеку от Киото, пал от руки одного из своих приближенных объединитель Японии Ода Нобунага. Пользовавшийся полным доверием Ода, его убийца Акэти неожиданно напал на храм Хоннодзи, где Ода временно остановился на ночлег. Отряд Акэти перебил охрану. Вместе с Ода был убит и его старший сын.

эти люди ждали только удобного момента, чтобы ринуться в бой. И не только они. Внутри самого правительства тоже имелось немало так называемых «блох на теле льва», немало людей, которые представляли угрозу для власти. Хотя правящую верхушку называли общим «правительством Сацума и Тёсю», но коалиционное правление – это всегда нечто такое, что сегодня вместе, а завтра – врозь. В критический момент, в момент опасности оно монолитно и действует сообща, но в обычное время борьба за влияние, борьба за выгоды – неизбежны. После смерти Окубо, в особенности же в последние пять-шесть лет, вся власть перешла в руки Фудзисава, Киносита и их приспешников, и группировка Сацума, таким образом, давно уже испытывала недовольство. В самом деле, все ответственные посты в кабинете были заняты представителями Тёсю, и выходцы из клана Сацума давно уже чувствовали обиду – обиду людей, вынужденных довольствоваться объедками с чужого стола. Они ждали, когда партнеров постигнет неудача, и это чувствовал сам граф Фудзисава и вся его клика. Недовольство питали не только представители Сацума. Немало обиженных было также и среди выходцев из клана Тёсю. Личные интересы вообще всегда являются самым действенным стимулом. Среди аристократии, на словах именуемой «опорой трона», а фактически превратившейся всего-навсего в благоприятную почву, на которой копило жир клановое правительство, тоже имелись недовольные. В особенности много было бедных аристократов, готовых зубами вцепиться в нынешнее правительство в отместку за обиды и унижения, которые им приходилось терпеть на каждом шагу. Одним словом, как ни различны были мотивы – личные промахи, обиды, вражда, зависть, жажда власти; какова бы ни была разница в общественном положении, – званиях, чинах и титулах, но враждебные чувства по отношению к правительству Сацума – Тёсю, а внутри этого правительства – в отношении группировки Тёсю, в группировке же Тёсю – по отношению к двум-трем выдающимся лидерам и, наконец, среди этих последних – по отношению к их главе графу Фудзисава, – такие враждебные чувства питали, сверх ожидания, очень многие, и силы, готовые подняться по первому сигналу, уже созрели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105