IV
Когда Мириам, возвратившись на свой перламутровый табурет, по знаку брата коснулась серебряных и эмалевых клавиш благородно-белого рояля и запела, - лорду Котиксби показалось, будто он находится у врат рая или слушает знаменитую Женни Линд.
- Линд, как вы знаете, еврейское имя; и Мендельсон - тоже: сын миндаля; и Розенталь: долина роз; и Леве, или Леви, или Льюис, или Лион, он же - лев. Все, кто прекрасен и храбр, причастны древнему народу. Вы же, саксы, зовете себя Браунами, Смитами или Роджерсами, - пояснил своему гостю Рафаэль. И принялся изумительно аккомпанировать сестре на маленькой золотой, усыпанной алмазами губной гармошке - своем национальном инструменте, - которую вытащил из внутреннего кармана.
Все пиесы, исполненные прелестной иудейкой, принадлежали композиторам ее племени, - мадригал Россини, полька Брамса, восхитительный романс Сломана или мелодия Вебера, - и музыка, лиясь со струн инструмента, заставляла сладко трепетать струны сердца; но она пела только песни своего народа.
"Божественная! Пой еще, пой всегда, - мысленно молил Котиксби, - чтобы я мог сидеть у ног твоих, словно в тени зеленой пальмы, и воображать, что слушаю райских птиц в ее ветвях".
Рафаэль прочел его мысли.
- В наших жилах течет также и саксонская кровь, - сказал он. - Вы улыбаетесь! А между тем это так. Дочь одного нашего отдаленного предка совершила ужасный мезальянс во времена вашего короля Иоанна. Ее звали Ревекка, а ее отца - Исаак из Йорка. Она вышла замуж в Испании, куда сбежала ко двору короля Боабдиля, за сэра Уилфрида Айвенго, в те дни оставшегося вдовцом после кончины его первой супруги леди Ровены. У нас считали этот брак прямым бесчестием; но Уилфрид принял нашу веру и сделался почтенным раввином в Кордовской синагоге. Это - единственное пятно на гербе Мендосы.
Так они сидели, предаваясь беседе, но потом пение кончилось, прекрасная Мириам удалилась (хотя ее пение и ее красота остались в душе гостя), и тогда, по знаку Мендосы, в зал стали входить для деловых переговоров посланцы со всех концов света.
Первым вошел мистер Аминадав - он принес бумаги на подпись. Он поцеловал Мендосе туфлю.
- Ну, как вам живется в доме на Гровнер-сквер, Аминадав? И как сын? Ему еще не прискучила его яхта? - спросил Мендоса, - Это младший помощник помощника третьего заместителя моего младшего счетовода, - пояснил Рафаэль лорду Котиксби, когда раболепный слуга ушел. - Он любит пофорсить, а мои служащие не знают ограничений в деньгах.
Следующим был лорд Голь - по делу о закладе земель. Он вошел, чванно выступая, но не выдержал и попятился при виде окружившей его роскоши.
- Малютка Мордохей, - сказал Рафаэль юному продавцу апельсинов, который протиснулся в дверь вслед за лордом, - выведи отсюда этого джентльмена и выдай ему десять тысяч фунтов. Больше я ничего не могу для вас сделать, милорд. Прощайте, я занят. - И Рафаэль, сделав пэру знак удалиться, с наслаждением затянулся своим наргиле.
После лорда вошел человек с квадратным лицом, кошачьими глазками и желтыми усами. У него была талия, как у песочных часов, и семенящая из-за высоких каблуков походка.
- Передайте вашему господину, что он получит еще два миллиона, и ни шиллингом больше, - сказал ему Рафаэль. - Эти россказни о двадцати пяти миллионах наличными в Кронштадте никого не обманут. В Европе им не верят. Вы меня понимаете, граф Грогомовский?
- Но его императорское величество приказали четыре миллиона, и я буду бит кнутом, если...
- Обратитесь к мистеру Седраху, комната девяносто четыре - Z, в четвертом дворе, - сказал Мендоса миролюбиво. - И оставьте меня в покое, граф. Разве вы не видите, сегодня пятница, и солнце с минуты на минуту сядет?
Посол-калмык, трепеща, ретировался, оставив после себя запах мускуса и свечного сала.
Торговец апельсинами, агент Лолы Монтес, продавец певчих снегирей и переодетый кардинал, прибывший для переговоров о займе для Римского папы, по очереди получали аудиенцию, и каждого, после краткой беседы па его родном языке, Рафаэль отпускал мановением руки.
- Королева должна возвратиться из Аранхуеса, или придется убрать короля, - задумчиво заметил Рафаэль после ухода желтолицего посла из Испании, генерала герцога Олла-Потрида. - Как ваше мнение, мой Котиксби?
Котиксби, смеясь, собирался ответить, ибо ему весьма забавно показалось, что все мировые дела решались здесь и Холивелл-стрит оказалась центром Европы, как вдруг раздались три особенных удара в дверь, и Мендоса, вскочив, воскликнул:
- А-а! Только четыре человека во всем мире знают этот сигнал.
И с почтительностью, разительно отличавшейся от его прежней непринужденной манеры, двинулся навстречу входившему.
То был довольно старый человек, безусловно, тоже еврейской национальности; бездонные его глаза горели и на губах играла загадочная усмешка.
В руках у него был парусиновый зонт, на ногах - старые брюки и стоптанные сапоги, и на голове старый парик, взбитый на макушке наподобие перезрелой гнилой груши.
Он тяжело, словно обессилев, опустился в первое попавшееся кресло, между тем как Рафаэль отвесил ему нижайший поклон.
- Я устал, - промолвил он. - Доехал за пятнадцать часов. Я лежу больной в Нейи, - добавил он со смехом. - Велите принести мне немного eau sucree Подслащенной воды (франц.). и расскажите, какие новости, князь де Мендоса. Эти хлебные беспорядки, эта непопулярность Гизо, этот гнусный испанский заговор против нашего возлюбленного герцога Монпансье и его дочери, эта жестокость Пальмерстона по отношению к Колетти - право, от всего этого я просто болен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29