? Я задрожал, противоречивые чувства бушевали в моей душе.
Я слушал настоятеля и украдкой рассматривал Эйсэна.
Что-то неладное происходило с ним сейчас. Глаза у него покраснели, он не решался взглянуть на меня. Как он похож на одного из троицы, изображенной на ширме. Сколько же лет прошло с тех пор, как он снялся на той фотографии, обнаруженной мною в ширме среди писем? Двадцать восемь лет… Как жизнь изменила его! Наверняка она была очень нелегкой…
– Тацуя-кун, судя по вашему лицу, вам знакомо имя Ёити Камэи?
Настоятель заметил, что я изменился в лице, услышав это имя.
Я согласно кивнул головой и решил, что не следует в этой ситуации умалчивать о своей находке, об обнаруженной мною переписке находящегося передо мной человека с мамой.
– Я обнаружил даже фотографию господина Эйсэна в молодые годы, – заключил я свой рассказ.
Чёэй и Эйсэн переглянулись. Удивление застыло на их лицах.
– На ней мне, должно быть, лет двадцать шесть, – заметил Эйсэн, – совсем другой человек… – И, не в силах сдержаться, он закрыл обеими руками лицо и зарыдал.
– Ну хватит! Держи себя в руках, – попытался Чёэй успокоить Эйсэна. – Тацуя, вам многое уже известно, но я добавлю кое-что еще, чего вы, быть может, не знаете, но знать должны. В ту ужасную ночь от бешенства Ёдзо Камэи спасло то, что он был здесь, у меня. Тогда-то он перестал учительствовать и посвятил себя Будде, принял монашество, решил уйти в отшельники, уехал в глухую Маньчжурию. Когда война закончилась, вернулся в Японию, долго мыкался и в конце концов оказался здесь, в моем приходе… Эйсэн, успокойся!
Честно говоря, мне тоже хотелось разрыдаться, и лишь колоссальным усилием воли я сдерживал себя.
– И вот, – продолжил Чёэй, – что было дальше. Узнав, что бабушки приняли вас в Восточный дом, Эйсэн страшно удивился. Относительно вашего появления на свет ходили разные слухи. Думаю, Коумэ-сама, Котакэ-сама, а также Куно-сан знали правду. Вы выросли, жили и работали в Кобэ. Между тем в Восточном доме возникли семейные проблемы, и тогда решили отыскать вас. Сначала, как вам известно, разузнавали, что вы за человек, какие у вас привычки, пристрастия. Кстати, Эйсэн тоже не знал точно, являетесь ли вы его сыном. Но когда вы рядом, это становится очевидным: вы так похожи… – Чёэй улыбнулся, но улыбка была печальной, Я почувствовал себя беспомощной игрушкой в руках судьбы…
– Понятно… Неясно мне осталось вот что: почему Эйсэн-сан заподозрил, что я хотел его отравить?
Мой вопрос, наверное, задел Эйсэна за самое больное место. Он бросил на Чёэя умоляющий взгляд. Настоятель придвинулся ближе ко мне:
– После того, как вы появились в деревне, Эйсэн с каждым днем укреплялся во мнении, что вы – его сын. Он отчетливо вспомнил грехи молодости, эти воспоминания перевернули его душу. Он не мог поверить, что, несмотря на сплетни относительно вашего рождения, вы искренне считали себя сыном Ёдзо и претендовали на наследство семьи Тадзими. Это пугало его. Знаете, Тацуя, из-за чего Эйсэн так страдает? Он думает, что ради наследства вы ни перед чем не остановитесь, посчитаете его помехой и убьете. В пещере нашли несколько трупов, в том числе Харуё, которую вы считали своей сестрой. Мы знаем, что вы неоднократно бродили по пещере. Вы не слышали вздохов, крадущихся шагов? Эйсэн почти постоянно следил за вами. Но, Эйсэн, этот юноша ничего дурного не совершил, не в чем его подозревать, так что успокойся, прогони сомнения.-
Мне вспомнилось, как однажды ночью чья-то горячая слеза упала мне на щеку. Понятно теперь: в мою комнату пробрался Эйсэн, это его принимали за фигуру, сходящую с ширмы.
Я слушал Чёэя с обостренным вниманием, молча, изредка утвердительно кивая головой.
– Я пытался найти золото, несколько веков назад спрятанное там.
– Ну и как? – поинтересовался Эйсэн. Это были его первые слова за все время.
– Кажется, понял, где его надо искать, – признался я.
– В молодости я тоже помешался на этих сокровищах. Нашел у господина настоятеля схему пещеры, там также были «Песни паломников» – зашифрованное указание, где зарыт клад, но так и не сумел найти. Ну а сейчас уже возраст не тот… Мечты остались в прошлом.
– «Гора сокровищ», – к нашему е Эйсэном разговору присоединился Чёэй-сан, – вполне возможно, расположена там, где вас с Норико нашли,
Он внимательно посмотрел на меня, и мне показалось, в его глазах светилась отеческая нежность.
– Там находились очень старые захоронения, были найдены человеческие кости, четки, – продолжал Чёэй. – Это место очень напоминает «Жабры дракона», которые упоминаются в одной из «Песен паломников». По схеме «Гора сокровищ» должна быть именно там.
Вместо заключения
На тридцать пятый день после смерти Харуё в моей гостиной собрались сыщик Коскэ Киндаити, полицейский инспектор Исокава, глава Западного дома Сокити Номура, Эйсэн из храма Мароодзи, Синтаро и Норико, доктор Араи, приехавший из Кобэ адвокат Сува и я – всего девять человек.
Гостям подали саке и рыбную закуску. Пьющие пили потихоньку, непьющие ели. Я уже и забыл, когда последний раз вот так мирно сидел в дружеском кругу.
Коскэ Киндаити алкоголь, видимо, как и мне, противопоказан: он раскраснелся после первых же глотков и не переставая почесывал свою всклокоченную голову.
Мы говорили о Мияко Мори.
Первым взял слово, конечно, Киндаити. Сославшись на главу Западного дома, он подчеркнул, что Мияко давно была под подозрением и череда убийств-отравлений началась задолго до отравления старика Усимацу. Тут важно отметить следующее обстоятельство: Западный барин Сокити Номура был деверем Мияко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85