Либо тебя сожрут, либо не сожрут, как и всех. Женщина, на которой ты женат, не защитит тебя от того, что тебе уготовано, что уготовано твоему шоу или кого они там еще задумают придушить. Душители красных настроены серьезно. Долго обманывать их все равно не удастся, даже если будешь жить тройной, четверной жизнью. Будешь ли ты при ней или без нее, до тебя все равно доберутся; без нее даже лучше – а то в тяжелую минуту она только руки тебе свяжет, как бесполезный груз».
Но шли недели, и Айра все больше сомневался в моей правоте. Дорис, между прочим, тоже, так что, может быть, Натан, я и впрямь ошибался. Может, если бы он, пусть по расчету, вернулся к Эве – с ее аурой и ее репутацией, ее связи сработали бы как надо, спасли бы его и его карьеру. Это возможно. Но что спасло бы его от такой жены? Каждый вечер, едва Лорейн уйдет в свою комнату, мы начинали на кухне заседание, причем Дорис и я в унисон пели Айре в оба уха; он слушал. Потом мы с Дорис садились пить чай, и Дорис говорила: «Три года он всю эту ее абракадабру терпел, когда терпеть не было никакой разумной причины. Почему бы ему не потерпеть еще три года, когда наконец есть разумная причина? Какими бы его соображения ни были – плохими, хорошими, – за все это время он ничего такого непоправимого, бесповоротного, что вело бы к безусловному разрыву, не сделал. Так зачем же делать теперь, когда то, что он ее муж, вдруг да и поможет ему? Сумеет получить с этого какую-то пользу – хорошо, по крайней мере, не совсем зря с этой дурацкой парочкой объединялся. А я в ответ: «Если вернется к этой дурацкой парочке, сама эта дурацкая парочка его и сожрет. Она ведь не просто дурацкая. Не зря же он половину времени пребывает в таком кошмаре, что вынужден ездить к нам ночевать». На что Дорис говорила: «Когда попадет в черный список, у него еще не тот кошмар начнется». – «Да ну… В черный список Айре в любом случае прямая дорога. Такой балабон да с таким прошлым – ну куда он денется?» А Дорис за свое: «Почему ты так уверен, будто прямо вот никому никакого не будет спасения? Начать с того, что вся эта дребедень совершенно иррациональна, в ней ни складу ни ладу…» А я ей: «Дорис, его имя мелькало уже в пятнадцати, двадцати местах. Это назрело. Совершенно неминуемо. А когда произойдет, мы знаем, на чьей стороне окажется она. Кого будет защищать. Не его, Сильфиду – она будет защищать Сильфиду от того, что происходит с ним. Я утверждаю одно: этот брак и связанные с ним мучения надо заканчивать, приняв как данность, что, как бы то ни было, где бы он ни был, в черных списках все равно окажется. Если вернется снова к ней, они не уживутся мирно – он начнет с ней воевать, воевать с дочерью, и довольно скоро она поймет, зачем он вернулся, а тогда будет много хуже». – «Эва? Поймет? – Дорис была полна сарказма. – На этой женщине реальность никак не сказывается. Ни складочки, ни морщинки не оставляет. С чего бы на сей раз Эва вдруг поддалась?» – «Нет, – сказал на это я. – Цинично эксплуатировать ее, присосаться вроде пиявки – нет, это чересчур гадко. Мне такая идея и сама по себе не нравится, но главное – Айра ведь не сумеет воплотить ее. Он открытый, импульсивный, прямой. Такой дуролом, как он, – нет, он не справится. А когда до нее дойдет, зачем он там, – о! она еще хуже все запутает и испоганит. Да и не надо, чтобы до нее самой доходило – кто-нибудь объяснит ей. Ее приятели Гранты на помощь подоспеют. Наверное, уже подоспели. А, ты вернулся, Айра, легок на помине! Хочешь жить с ней – надо менять стиль поведения. Придется стать комнатной собачкой, Айра. Ты готов к этому? Готов?» – «Ну, он как-нибудь исхитрится, будет гнуть свою линию», – сказала Дорис. «Нет, – сказал я, – он не сможет хитрить и гнуть свою линию. Никогда он не сможет хитрить и изворачиваться, потому что вся обстановка у них в доме его бесит». – «Ну, – это Дорис опять, – а как насчет того, чтобы потерять все наработанное, перед всей Америкой быть битым за то, во что веришь, отдать победу врагам – это его не бесит, что ли?» – «Все равно мне такая мысль не нравится», – сказал я, а Дорис говорит: «Ну тебя, Марри! Конечно, тебе с самого начала его женитьба не нравилась. Теперь пользуешься случаем, чтобы заставить его сделать то, что ты хотел от него все время. Эксплуатировать? – какая чепуха! Для чего еще она и нужна-то! Что такое брак без эксплуатации? В совместной жизни люди эксплуатируют друг друга в миллион раз больше. Кто-то эксплуатирует общественное положение супруга, кто-то – деньги, кто-то – красоту. Думаю, ему надо вернуться. Ему сейчас нужна любая защита, какую он может сыскать. Как раз потому что он такой импульсивный, потому что он дуролом. Он на войне, Марри. Он под огнем. Ему нужна маскировка. Вот Эва и есть его маскировка. Разве не служила она тем же самым Пеннингтону, который был голубым? Пусть теперь послужит Айре, который красный. Пусть будет хотя бы для чего-то нужна. Нет, я не вижу тут моральных препятствий. Он арфу таскал? Таскал! Он эту заразу, когда та с кулаками на мать набрасывалась, оттаскивал? Оттаскивал! Делал для нее, что мог. Теперь пускай она для него сделает, что сможет. Теперь, слава те, господи, этим двум теткам подвернулся случай наконец-то сделать что-нибудь для Айры; не всё же только ныть, собачиться да воевать друг с дружкой. Им не надо даже сознавать ничего. Без малейших усилий с их стороны они могут оказать Айре поддержку. Что в этом плохого?» – «Тут, между прочим, человеческое достоинство на кону, – не согласился я. – Его честь на кону. Слишком уж унизительно получится. Ах, Айра, Айра! Я отговаривал тебя вступать в Коммунистическую партию. Спорил с тобой насчет Сталина, насчет Советского Союза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133