В мастерской стоял единственный токарный станок, а все остальное оборудование принесли сами мастера.Несколько дней Айвангу сидел дома, полировал клыки, а потом наносил на них рисунки: на одном изобразил древнюю легенду о добром великане Пичвучине, который на легкий завтрак ловил пару китов, а вместо подушки на ночь подкладывал под голову вершину горы. На втором – сцены из чукотских празднеств: поднятие байдар на зимний отстой, веселый китовый праздник.Он принес клыки в мастерскую утром. Ему пришлось подождать, пока придет начальник. Мастера сидели кому как удобно: старики на полу, молодежь на табуретах у столов. Клыки, разрисованные Айвангу, переходили из рук в руки.– Ты настоящий мастер! – похвалил старый Выквынто. – У тебя крепкая рука.Получив деньги, Айвангу поспешил в магазин. Но отпустить спирт продавец отказался, сославшись на то, чтс он продается только по разрешению самого Громука. Пойти к Громуку Айвангу не решился: не нравился ему начальник торговой базы.Понурившись, Айвангу вышел из магазина и поплелся к себе домой. Придется уезжать в тундру без спирта.– Молодой человек! – услышал он знакомый голос.Это была Тамара Борисовна, раскрасневшаяся от мороза, одетая в шубку из пыжиков, в расшитых бисером торбасах.– А я и не знала, что вы прекрасный художник! – сказала она, при каждом слове вытягивая губы. – Мне хочется иметь такую же фигурку, как у Пелагеи Калиновны.– Я вам сделаю, – быстро ответил Айвангу, сообразив, что с помощью Тамары Борисовны он достанет спирт.– Я хорошо заплачу, – сказала Тамара Борисовна. – Если хотите, я даже готова вам спеть.– Мне не надо ни песен, ни денег, – ответил Айвангу. – Мне нужен спирт.Тамара Борисовна не удивилась. Она привыкла, что за спирт здесь можно достать все. Она кокетливо улыбнулась и сказала:– Но чтобы вещь была не хуже, чем у Пелагеи Калиновны.Айвангу вырезал женщину, точный портрет Раулены. Он ее изобразил на высокой скале, будто она его ждет с охоты, вглядываясь в далекий горизонт. Айвангу резал без отдыха. Кусок дерева в его руках нагрелся так, будто его держали над огнем. Сам он весь был в мелких стружках и древесной пыли. Росхинаут подходила, пригорюнясь, смотрела на сына и тяжко вздыхала.За портрет Раулены Айвангу получил литр спирта. Как ему не хотелось отдавать дорогую сердцу фигурку! Но мысль о том, что за деревянную женщину он получит живую, настоящую Раулену, утешала его.Оставалось встретиться с Рауленой и уговориться с нею о побеге. Айвангу подкараулил Раулену за большим складом из гофрированного железа.– У меня все готово, – сказал Айвангу.– Я боюсь, – дрожащим голосом ответила Раулена и заплакала. – Как я оставлю родной дом? Ведь я еще никуда не уезжала.– Если хочешь быть со мной, – сказал Айвангу, – ты должна решиться. Ты ведь любишь меня?– Все время во сне вижу, – прошептала Раулена. – А тут еще отец говорит, что нашел для меня жениха. Он работает в Кытрыне. В райисполкоме, деньги считает.– Видишь, надо бежать. Там, в тундре, никто тебя не отберет у меня, потому что там чтят старинный закон: если отработал невесту, значит она твоя жена. Когда родится новый месяц, на третий день я буду ждать тебя за Спиной Кита. Приходи рано утром. Никому в голову не придет искать тебя среди дня, а ты дома скажи, что идешь к кому-нибудь в гости.– Хорошо, – едва вымолвила Раулена. – Я скажу, что иду за льдом.Спина Кита – невысокий холм по дороге в Кэнискун. Если смотреть из Тэпкэна, он как раз за лагуной, и летом кажется, что это выбрался из моря кит и остался навечно лежать на берегу: на его спине выросли трава и кочки, покрытые мхом.Собачью упряжку, нарту Айвангу спрятал под холмом и привязал за крепко вбитый в снег остол. Полундра настороженно водил ушами, а хозяин лежал в снегу и смотрел на селение.Айвангу не ощущал крепкого мороза, ему даже стало жарко. Он скинул малахай. Губы пересохли, и пришлось взять в рот кусочек снега.Как медленно тянется время! И никого не видно на дороге, будто Тэпкэн вымер. Какое маленькое селение со стороны! И все же сердце болит и ноет. Неужели больше никогда не придется вернуться сюда? Станет Айвангу оленным человеком, будет бродить по тундре, есть оленье мясо…Идет! Дышать стало трудно. О, как она медленно идет! Айвангу скатился с вершины холма, сел на нарту и развернул упряжку обратно к Тэпкэну. Он подъехал к Раулене. Теперь дорога в тундру, к синеющим вдали горам, туда, где их не достанет Кавье!Полундра как будто чувствовал нетерпение хозяина и тянул нарту изо всех сил. Примерно на полпути между Тэпкэном и Кэнискуном нарта свернула с накатанной дороги на снежную скрипучую целину. Полозья оставляли едва видимые следы на крепком снегу.Собаки пошли тише. Айвангу повернулся к Раулене.– Я боюсь, – с дрожью в голосе сказала Раулена.– Не надо бояться. Если бояться всего, лучше не жить, – сказал Айвангу и свистнул.Полундра оглянулся и понесся.Из-за зубчатых вершин дальнего хребта показался серпик луны, похожий на рожки снежного оленя. Быстро темнело. Маленький сухой травяной стебелек, торчащий из-под снега, издали казался человеком с поднятой рукой. Соринки на сугробе при звездном свете превращались в росомаху.– Как будем жить? – грустным голосом спросила Раулена. – У нас ведь ничего нет – ни оленей, ни яранги…– У нас есть друзья, – сказал Айвангу. – Скоро мы к ним приедем.К концу вторых суток, когда Айвангу уже начал проявлять беспокойство, Полундра вдруг навострил уши и поглядел на хозяина. Обессилевшие псы встрепенулись и повели носами. Они заметно прибавили усилий, и через некоторое время Раулена заметила:– Дымом пахнет.В неверном свете нарождающейся луны у подножия хребта показались далекие дымы, вонзенные в темное, усыпанное звездами небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88