Стенки банок были прозрачные, и докторский чай казался в них особенно красивым на цвет.– Ну, а теперь о себе, как жил, что делал?Айвангу рассказал о себе в нескольких словах и сам удивился, как мало он, в сущности, прожил. Ему всегда казалось, что детство и юность у него далеко позади к пережито столько, что иному хватит на всю долгую жизнь.– Скромно, скромно, молодой человек, – сказал доктор Моховцев. – Должно бь;ть, тебе было совсем просто и легко охотиться, добывать песцов. Так же просто, как и тем, у кого здоровые ноги? Я слышал, что ты одолел даже умку.– Не совсем уж так просто, – задумчиво ответил Айвангу. – А вы как воевали? Наверно, интересно…– Ты так думаешь, молодой человек? – иронически спросил Моховцев. – Поверь мне, что война это такая штука, что даже про себя вспоминать о ней неприятно. Видишь? – он покосился на свой пустой рукав.– Но все же вы побывали в новых городах, видели разных людей.– Дорогой мой земляк, – глухо ответил Моховцев, – за всю войну я редко видел целого человека. И целых городов тоже не видел. Ленинград…– Вы были в Ленинграде? Значит, вы видели Калинкин мост? А может быть, вы встретили девушку по имени Татьяна? Невесту нашего радиста Ронина? – перебил его Айвангу.– Друг ты мой, – с улыбкой сказал Моховцев, – не видел я Калинкина моста и даже не знаю, где он в Ленинграде находится.– Как же так? – растерянно пробормотал Айвангу. – Это знаменитый мост. О нем писал Достоевский.– Вот ты какой образованный! – Моховцев засмеялся. – Видишь, Ленинград – огромный город. До войны в нем жили миллионы людей. А территория у него такая… Словом, представь себе, что отсюда по всему заливу до Нунямо стоят дома, – вот такой большой Ленинград… И Татьяну не мог я увидеть. Много народу защищало город. А с твоим делом договоримся так: я спишусь со своими друзьями из Владивостокского госпиталя, все им обрисую, как нужно, получу ответ, и тогда будем хлопотать, чтобы тебя отправили в военный госпиталь. А пока поезжай домой и жди вестей от меня…Айвангу опустил голову. Конечно, он не надеялся, что ему сразу дадут протезы, но все же… Ждать – это так долго!– Не вешай носа, Айвангу! – весело и громко сказал Моховцев. – Я тебе обещаю сделать все, что от меня зависит. У меня настоящие друзья – фронтовики. Они не откажут, но потерпеть придется.– Хорошо, доктор. – Пересилив себя, Айвангу улыбнулся. – Подожду.В Тэпкэне знали, что Айвангу уехал хлопотать об искусственных ногах. И когда увидели, что он сошел с вельбота, как обычно, на коленях, проводили его сочувственными взглядами.Дома Раулена жалостливо спросила:– Ты устал, Айвангу?Конечно, ей хотелось задать совсем другой вопрос, но стоит ли спрашивать – и так все понятно.Потянулись томительные дни ожидания. Айвангу боялся уезжать далеко из Тэпкэна: а вдруг в его отсутствие придет письмо от доктора Моховцева?…Из бухты Гуврэль на рейд Тэпкэна пришли суда – буксирный пароход «Водопьянов», гидрографическое судно «Темп», доживающая свой век парусно-моторная шхуна «Гавана». Они были загружены подтаявшим и подмокшим сахаром и плесневелой мукой. Говорили, что в других селениях рады и этим продуктам.…Громук зарезал одну из свиней. Точнее, застрелил из винчестера, потом пырнул ее ножом, выпустил кровь из раны в большой эмалированный таз. Все селение, включая малых детей и стариков, смотрело на этот странный способ добычи зверя.Механик полярной станции принес паяльную лампу, и запахло паленым. Громук был озабочен, а его жена суетилась, уносила то таз, наполненный кровью, то ведро с потрохами.Вечером на полярной станции, на маяке и в школе жарили свинину. На сковородках шипело сало, пахло новым мясом. Собаки облизывались, а люди вспоминали мешки с вермишелью, которые скормил свиньям Громук.…Потом умер Гэмалькот. Он упал в воду и захлебнулся. Старик окончательно выжил из ума, доставлял массу хлопот своим родным, и те облегченно вздохнули, проводив его к месту вечного упокоения с необычной торжественностью. Целый день шел поминальный пир, было съедено две оленьи туши и выпита бутылка водки, добытая неизвестным путем обрадованными сыновьями бывшего владельца вельботов Тэпкэна.…По радио сообщили, что американцы сбросили бомбу необыкновенной силы. Говорили, исчез с лица земли огромный японский город Хиросима. Никто не обратил особого внимания на это сообщение. Сколько за войну было городов уничтожено, сколько людей убито, сожжено, закопано живьем в землю!.. Новое оружие? Сколько нового оружия появилось за годы войны! Люди научились делать искусственные ноги, руки, глаза – вот это интересно!…Лев Васильевич и Пелагея Калиновна уезжали в отпуск. Первый отпуск за многие годы. Они ехали в Ленинград, где у них были родные. Остался кто-нибудь там в живых, они не знали. Поэтому в их глазах не было той радости, которая бывает у людей, возвращающихся в родной город после многолетнего отсутствия.События, казалось, проходили мимо Айвангу – он все ждал письма, от доктора Моховцева. Порой ему хотелось все бросить и поехать самому во Владивосток, в сторону теплой земли, где отгремела война, где люди научились делать искусственные ноги.Уже побелели вершины сопок, а письмо все не приходило.Айвангу понемногу успокоился: видно, так и придется ему доживать на коленях.Однажды он вырезал ремень из прокисшей, приготовленной особым способом кожи. Другой, склизлый конец держал Алеша. Изредка Айвангу посматривал на сына и в который раз убеждался – Алеша прав: он таки сын Рахтуге. Все резче проступали у него черты чужого лица, появлялись чужие привычки. У Айвангу нет детей. Несколько лет назад Раулена несла кожаный мешок с моржовым жиром, присела рядом с ямой-хранилищем и охнула – у нее случился выкидыш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88