Но почему он никогда не слышал такого?
Ринтын слушал эту музыку, как бы заново переживал те чувства, которые им владели, когда он впервые знакомился с русской землей не из окна вагона, а прикосновением собственных рук, когда он узнал, почему – иногда даже белый хлеб горек…
Затихающие звуки ушли в лес, умолкли среди высоких деревьев. После непродолжительной паузы диктор объявил:
– Вы слушали Первую симфонию композитора Калинникова.
Так вот что это такое – симфония!.. Ринтын связывал это слово с чем-то труднодоступным, непонятным. Люди, понимающие симфоническую музыку, казались ему подобными тем, кто знал и понимал незнакомый ему иностранный язык. А симфония оказалась самой жизнью, сложной, многообразной, полной смутных чувств и настроений…
Долго не спал взволнованный Ринтын. Он задремал только под утро, когда в окно пробивался бледный рассвет.
Разбудила его Оксана:
– Пора вставать, иначе опоздаете на поезд.
На столе уже стоял завтрак.
Михаил Михайлович умывался во дворе из прибитого к столбу жестяного рукомойника.
Утро было ясное, холодное. Солнце еще стояло за лесом. Роса бусинками блестела на проводах, на большом белом репродукторе.
К начальнику станции пошли втроем.
В дорогу Оксана приготовила для Ринтына большущий сверток с продуктами. Ринтын отказывался, убеждал, что ему вполне хватит и половины этого, но Оксана не слушала, совала в руки сверток и приговаривала:
– Ничего, ничего, пригодится.
Подошел поезд. Ринтын тепло попрощался со своими неожиданными друзьями и в сопровождении начальника вокзала поднялся в вагон. Начальник о чем-то переговорил с проводником, кивнул на прощание Ринтыну и спрыгнул на перрон.
Ринтын встал к окну. Поезд уже трогался. На перроне было пусто. Под большим вокзальным зеленым колоколом стояли только два человека – сапожник Михаил Михайлович с женой Оксаной.
16
Начался новый учебный год. Ребята шли на лекции уже как бывалые студенты, и Ринтын смотрел на первокурсников немного снисходительно. Однако тоска по родному Улаку осталась такой же острой, и все, что хоть немного напоминало о нем, вызывало особую симпатию у Ринтына и Кайона. К своему удивлению, они нередко при самых непредвиденных обстоятельствах встречались здесь со своими далекими берегами.
Английский язык студентам-северянам преподавала Софья Ильинична Уайт – женщина далеко не молодая, с длинным крючковатым, обильно запудренным носом.
– Настоящая дочь Альбиона,– определил Кайон, как только увидел ее.
Надо отдать должное Софье Ильиничне: она отлично знала язык. Она была очень требовательна, безжалостно ставила плохие отметки тем, кто проявлял недостаточное прилежание в изучении ее предмета. Особенно страдал от нее Кайон, вбивший себе в голову, что не имеет к языкам никаких способностей. Но с некоторых пор он пристрастился сдавать домашние задания на квартире преподавательницы. Кайон собирался к ней, словно на праздник, и Ринтын подозревал, что виной тому отнюдь не неожиданно вспыхнувшая любовь к английскому языку, а нечто другое. Однажды Ринтын настоял на том, чтобы пойти вместе с Кайоном к Софье Ильиничне.
Она жила на улице Герцена, и ребята отправились к ней пешком через Дворцовый мост.
У моста снова, как и прошлой осенью, было воздвигнуто рыболовное сооружение, имеющее, по словам профессора Бибикова, тысячелетнюю историю. Ленинградские рыбаки черпали из узкого кошеля серебристую рыбу.
В этом году осень в Ленинграде наступила рано. Быстро облетели листья на деревьях, и Соловьевский садик стоял голый, неуютный, какой-то зябкий. В ворохах сухих листьев копались воробьи и громко чирикали.
– Послушай,– неожиданно сказал Кайон.– Так и быть, я тебе открою секрет, почему хожу к Софье Ильиничне… Ты знаешь, как мне трудно дается язык. Да и она придирается. И вот однажды пришел я к ней домой на дополнительное занятие, звоню в дверь и слышу лай. Такой знакомый, будто это наш старый вожак Вилю лает. Открыла мне Софья Ильинична, и тут мне под ноги бросилась старая лохматая собака. Кинулась на грудь, стала ласкаться, ну прямо как Вилю. Софья Ильинична растрогалась. Мы почти не занимались в тот день. Она все рассказывала о собаке, какой это верный друг и как этого верного друга не любят соседи по квартире и всячески пакостят ему… Собака, конечно, дрянь, но жаль было старуху, и я уверил ее, что Джек настоящая лайка, родственник наших ездовых собак. Как она обрадовалась! Тут же пригласила соседку и заставила меня повторить эти слова при ней. Что же мне оставалось делать? А Софья Ильинична говорит: “Этот студент знает толк в собаках, потому что всю жизнь ездил на них…”
– А зачем же ходишь так часто?
– Да пес действительно привязался к мне и очень скучает по мне. Ну и Софье Ильиничне приятно. А что я могу поделать, раз у меня такой характер?
Дело, конечно, было не только в добром сердце Кайона, но и в том, что парень по-прежнему тосковал по родине и ухитрился в большом каменном городе найти то, что напомнило ему далекую Чукотку.
Кайон уверенно поднялся на второй этаж, среди множества разноцветных кнопок нашел нужную и нажал. Через некоторое время послышался хриплый старческий лай, и Кайон выразительно посмотрел на Ринтына.
– Джек разговаривает,– с оттенком нежности произнес он.
Пес прыгал и лизал лицо Кайона, вился юлой под ногами, визжал и стонал от восторга. На Ринтына он не обратил никакого внимания, и это было даже обидно.
Софья Ильинична чинно поздоровалась со студентами на английском языке и по-русски спросила Ринтына:
– Как вы находите моего Джека? Кайон утверждает, что он похож на лайку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185