– Из стойбища покойного Ильмоча.
Это стойбище еще долго будут называть именем умершего, потому что тот был хозяином оленей. Его стадо перешло к старшему сыну, как это водится в тундре, но пройдет еще порядочно времени, пока станут говорить: стойбище Ыттувьйи.
– Они привезли в каждую ярангу по целой туше, да еще много осталось у Орво, в Совете, – объяснила Пыльмау.
– Чего это они так расщедрились? – удивился Джон.
– У них тоже теперь Совет, как и у нас. – ответила Пыльмау так, словно возникновение Советской власти в тундре было для нее самым обычным делом. – Как поешь – иди к Орво, там тебя ждут, – сказала Пыльмау, помогая мужу снять белую охотничью камлейку.
У Орво собрались все мужчины Энмына, да еще кочевники из бывшего стойбища Ильмоча. В основном это были молодые парни, и Джон мало знал их, только иной раз мельком видел, когда они приезжали в Энмын или когда сам бывал у Ильмоча.
Здесь был Антон Кравченко со своей Тынарахтыной, которая так забрала парня в руки, что их невозможно было представить порознь, и незадачливый жених Нотавье, довольно спокойно отнесшийся к смерти отца и своих сородичей, Армоль, Тнарат, Гуват и совершенно незнакомые люди. Говорили громко, необычно, перебивали друг друга, словно Армоль принес большую бутыль дурной веселящей воды. Однако по виду самого Армоля этого нельзя было сказать: он выглядел далеко не веселым, и создавалось впечатление, что у него внутри была какая-то неизлечимая болезнь, которая исподволь точила его, заставляя время от времени опускать глаза, тенью пробегала по его лицу.
– Вы слышали, Джон? – громко обратился к вошедшему Антон Кравченко. – Чавчуваны сами организовали Совет! Мало того, первым своим решением помогли приморским жителям! Вот он – образец будущего социалистического хозяйства на Чукотке? Сотрудничество морского хозяйства с тундровым. Без натурального обмена, без скрытой конкуренции, без «дружбы», которая оборачивалась кабалой для одной стороны.
– Это хорошо, – согласился Джон. Он вглядывался в лица новых хозяев оленного стада, старался понять, действительно ли они настоящие хозяева или только по случаю оказались у большого стада и теперь решили показать всем, как они щедры.
– Ильмоч никогда бы так и не поступил! – не обращая внимания на присутствие его сына, сказал Орво.
Джона удивило такое замечание. Он мельком взглянул на Нотавье, но тот, кажется, не обратил внимания на упоминание имени убитого отца.
– Ильмоч так бы не поступил, потому что он был настоящим хозяином! – продолжал Орво. – Он знал цену оленю, берег его.
Только теперь Джон догадался, что Орво не бранит, а, наоборот, хвалит бережливость покойного.
– Что же такое получится, если вы раздарите оленье стадо береговым жителям? – обратился Орво к основателям нового Совета. – Наступит в тундре конец не только социалистической, но и всякой жизни. Конечно, Ильмоч был не совсем приятный для всех человек, но он знал оленя и понимал его нужность для тундрового жителя. Вы ж, если будете так щедро колоть животных, не разбирая, где важенки, где быки-производители, скоро вовсе останетесь без оленей.
– Никак ты их ругаешь, Орво? – догадался Антон Кравченко.
– Бить их еще надо! – добавил Орво.
Оленеводы понурили головы, попрятали глаза.
– Постойте! – Кравченко обвел взглядом всех собравшихся. – По-моему, их надо хвалить. Во-первых, они организовали Совет, во-вторых, они тут же решили помочь своим голодающим братьям. Что тут плохого, Орво?
– Сейчас Совет создать нетрудно, – ответил Орво. – Это естественная власть. Только совсем безумные не догадаются этого сделать. И что помочь решили – тоже хорошо… Но они не берегут оленей, а это самый большой грех. Значит, они не берегут жизнь своих братьев и сестер.
– Ничего не понимаю, – развел руками Антон.
– Послушай меня внимательно, тогда поймешь, – ответил Орво. – Когда человек чувствует потребность помочь другому – это хорошо. Но когда от такой помощи больше удовольствия себе – тогда это худо, мало проку, больше вреда.
– Какой же вред голодных накормить? – недоуменно спросил Гуват.
– В том вред, что помогать надо разумно. А не так – одного ставишь на ноги, а другой падает, – продолжал Орво. – Помощь пастухов идет за счет своих земляков, за счет своих детей, отцов и матерей. Эта помощь потом обернется им бедой, поголовье уменьшится, и голод тогда вернется от нас к ним. Помогать да отрывать от себя, чтобы хорошо выглядеть на миру, это грех, – жестко закончил Орво, смутив не только оленеводов, но и тех, кто только что досыта наелся свежего оленьего мяса.
Первым пришел в себя Антон. Он нерешительно пробормотал:
– Разумные замечания сделал Орво. Социализм на пустом месте не построишь.
Учитель помолчал, потом сказал Джону:
– Надо товарищам выдать муку, сахар, чай, спички.
Джон молча кивнул. Он уже привык к роли невольного то ли лавочника, то ли кладовщика.
Поскольку основные запасы находились здесь, в чоттагине Орво, Джон вытащил початый мешок и принялся оделять оленеводов. У всех были полотняные мешочки фунта на четыре для муки.
– А съедим оленей, которых привезли, что будем дальше делать? – спросил Кравченко у Орво.
– Будем охотиться, – ответил Орво. – Если бы нам эти новые щедрые люди не привезли мяса, то вы бы мне таких вопросов не задавали.
Несмотря на выговор, который получили оленеводы от Орво, они уехали, обрадованные подарками.
– Не знаю, как мы потом отчитаемся за израсходованные продукты, – сокрушался Джон, подсчитывая выданное оленеводам и то, что осталось.
– Самое главное, – заметил Орво, – ты все записывай аккуратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188