Повернули домой и байдары Энмына.
Когда вырвались за последний мыс, скрывавший от глаз Энмын, и показались яранги, радостное возбуждение охватило охотников.
В селении заметили байдары. Заметались, засновали фигурки у яранг. На берег потянулись люди и собаки. Мальчишки бежали сломя голову, и их громкие крики доносились до байдар, тихо плывущих под парусами.
– Вон мой сын! Как вырос! – закричал гарпунер Тнарат, показывая рукой на берег. Как он ухитрился увидеть маленького трехлетнего малыша на таком расстоянии, одному ему ведомо.
– Посмотри на Энмын, – сказал Орво, протягивая бинокль Джону. – Разве не радость – домой вернуться?
Джон молча кивнул, взял бинокль и направил на толпу. Он не сразу узнал Пыльмау. Она была в новой камлейке, густые черные волосы были аккуратно заплетены в две толстые косы и падали на грудь. Рядом стоял Яко и что-то говорил матери, показывая на байдару.
Байдары причаливали к берегу, и десяток рук ухватились за причальные концы. Охотники выскочили на берег. К удивлению Джона, никаких объятий и поцелуев не было. Самое большое, что позволили себе охотники, – это потрепать по плечу малышей да перекинуться двумя-тремя словами с женами и стариками.
Джон сошел с байдары и, чувствуя неловкость от взгляда Пыльмау, подошел к ней, погладил по щеке маленького Яко и спросил:
– Как здоровье?
– Хорошо, – ответила Пыльмау и засмеялась.
Джон окончательно смутился и поспешил присоединиться к остальным охотникам, вытаскивавшим моржовые кожи и мясо на берег. А перед этим мясо тщательно мыли в морской воде.
Основная часть добычи осталась на берегу Берингова пролива, в природном хранилище-леднике. Летом ее постепенно перевезут в Энмын. А пока охотники привезли лишь самые лакомые кусочки и моржовые кожи, которые надо срочно сушить, пока солнце в силе и нет дождей.
Орво стоял на берегу и распоряжался, указывая, куда складывать мясо. На берегу росли кучки по числу охотников в байдаре – доля каждого. Все доли были равные, только возле одной лежали две моржовые кожи и десяток бивней. Джон решил, что это доля Орво, как владельца байдары.
Орво взял Джона за локоть и поставил как раз возле этой кучи. Затем кивнул остальным, и каждый охотник встал подле той доли, которая ему приглянулась.
– Ну зачем мне столько? – возразил Джон. – Человеку, который меньше всех работал?
– Бери и не разговаривай, – перебил его Орво. – Таков обычай. Сегодня тебе дали большую долю, потому что ты только начинаешь жить. Это вроде помощи от всех нас, и мы хотим, чтобы ты нам был добрый друг. Чем сердиться, лучше сказал бы – спасибо.
Джон смутился и невнятно пробормотал:
– Вэлынкыкун!
Пыльмау уже хлопотала возле доли Джона. Она резала на куски мясо и складывала его в огромный кожаный с лямками мешок, похожий на гигантский рюкзак.
Орво кликнул мужчин:
– Помогите Сону отнести рэпальгит!
Мужчины скатали серые моржовые кожи так, как скатывают ковры, и взвалили на плечи. Уложив их возле стены яранги, завалили камнями и дерном, чтобы не достали собаки.
Пыльмау в кожаном мешке таскала мясо с берега в мясную яму. Джон предложил было помочь, но Пыльмау замотала головой.
– Люди будут смеяться, – объяснила она. – Смотри – мясо таскают только женщины.
– Пусть смеются, – махнул рукой Джон. – Не годится мужчине заставлять женщину таскать такую тяжесть.
– Не годится мужчине носить кожаный мешок, – терпеливо объясняла Пыльмау. В ее голосе звучали слезы. – Он женский.
– Лучше помоги мне взвалить его на плечи, – попросил Джон.
Мешок весил фунтов двести. Идти с ним по скользкой от жира и крови гальке было трудно. Ноги разъезжались, а мешок то и дело переваливался то на одну, то на другую сторону. И только толстые ременные лямки не давали ему окончательно свалиться со спины.
С трудом Джон дотащил мешок до ямы, вывалил мясо и опустился на землю передохнуть. Отдышавшись, вернулся на берег. Пыльмау сидела возле кучи мяса и плакала.
– Что с тобой, Мау? – встревоженно спросил Джон. – Почему ты плачешь? Обидели тебя?
– Да, обидели, – всхлипывая, ответила Пыльмау.
– Кто?
– Ты, – сказала Пыльмау и подняла залитое слезами лицо. Ты меня позоришь…
– Но тебе же тяжело! Я и то еле донес мешок до ямы, – ответил Джон.
– Позор снести труднее, – сказала Пыльмау и жалобно попросила: – Ступай домой. Я сейчас приду. Ну, прошу тебя.
– Хорошо, – согласился Джон и крикнул мальчику: – Яко, пошли домой!
Войдя в чоттагин и еще не оглядевшись, Джон уже почувствовал, что здесь что-то не так, как было, когда он уезжал на промысел моржа.
Земляной пол тщательно выметен, очаг обложен ровными, хорошо пригнанными друг к другу камнями. Яко побежал вперед, и Джон услышал медный звон. Невдалеке от того места, где обычно висело охотничье снаряжение, он увидел медный рукомойник с тазом! Это было так неожиданно и удивительно, что он не сдержался и воскликнул по-чукотски:
– Какомэй!
– Мзм принесла с большого корабля белых людей, – важно пояснил Яко, продолжай звенеть сосочком рукомойника.
Джон обследовал этот необычный для яранги предмет и обнаружил на нем выпуклые буквы «Вайгач».
Джон сходил к ручью, принес воды и налил в рукомойник. Приобретая рукомойник, Пыльмау не догадалась попросить у русских моряков кусок мыла. Но умывание даже без мыла доставило подлинное наслаждение Джону. Затем он помыл своей тряпочкой на держалке лицо маленькому Яко, который отнесся к этой процедуре без особого восторга, но тем не менее похвастался матери, когда та пришла:
– Мы с Соном мыли лица!
В родной яранге Пыльмау вела себя совсем иначе, чем на берегу моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188