Из живых тоже никого не было видно, вся деревушка вымерла и опустела, не слышались даже голоса птиц, привыкших веселой песней встречать встающее солнце. Он вышел из укрытия и пошел к сараям, где стоял Гнедко. Тут только он вспомнил о больной ноге и с радостью заметил, что совершенно не хромает и не чувствует боли. Только голова все еще звенела от взрыва и временами нехорошо кружилась.
Гнедко встретил его, покачивая головой. Тут же рядом находилась конская сбруя и поклажа Квентина. Взнуздать коня было минутным делом, и Квентин радуясь, что наконец-то фортуна улыбнулась ему, выехал на улицу. И тут он заметил, что с небольшого круглого холма, расположенного на юге, поднимается столб дыма. Холм круглой шапкой возвышался над деревней и был обнесен высокими каменнымх плитами, с положенными на них поперечными балками.
Сердце Квентина на мгновение замерло, схваченное недобрым предчувствием, а затем забилось слишком часто, сводя грудь незнакомой болью. Он чувствовал, что там на холме, за каменными плитами, творится нечто ужасное. И потеряв всякую осторожность, прямо через деревню, он погнал к холму. Когда до холма оставалась сотня метров, он остановил коня и спешился. С холма доносились глухие удары, будто вбивали деревянные сваи. Дальше он пошел пешком. Странное каменное сооружение привлекало внимание. Скорее всего, это и был так называемый жертвенный холм птицы Ру, о котором ему рассказывала Дира.
Округлый холм имел почти правильную форму купола. Высокие плиты, огораживающие его по окружности, были вытесаны из черного камня и покрыты какими-то узорами и надписями. Когда Квентин подошел ближе, он заметил, что посреди каменного круга пылает огромный костер, вокруг которого сгрудились фигурки людей. Каменный частокол мешал рассмотреть происходящее, и Квентин, рискуя быть обнаруженным, подобрался ближе. Последние метры ему вообще пришлось проползти, скрываясь за редкими деревьями, растущими на склонах холма.
Картина, открывшаяся ему, была ужасной. У каменных плит стояли привязанные люди. К каждой плите было привязано по два человека. В центре возвышался помост, на котором лежала обездвиженная жертва. Палачи сгрудились вокруг большого костра, который пылал, выбрасывая в небо клубы черного дыма. Они двигались вокруг костра в медленном хороводе и бубнили какую-то молитву, призывно вздымая руки к небу. Кто-то дубиной стучал по большой пню, вкопанному в землю.
Шаман, которым, как разглядел Квентин, был Ирг, монотонно распевал то ли песню, то ли молитву. Из всего, что он произносил на своем варварском диалекте, Квентин понял только имя Ру. Очевидно, Ирг призывал священную птицу вкусить обильное жертвоприношение. Не прекращая песнопений, Ирг взял большой деревянный молот и направился к женщине, привязанной к жертвеннику. До этого неподвижная, она почувствовала приближение смерти и стала инстинктивно биться в крепких путах, как пойманная рыба.
Квентин видел, что на помосте под головой жертвы и на земле около жертвенного камня все еще блестят лужицы невысохшей крови. Белые перья жреческого наряда Ирга были сплошь пропитаны кровью, видно, славно он потрудился ночью.
Ирг взмахнул деревянным молотом, и Квентин, чтобы не закричать, крепко стиснул зубы и отвел взгляд. Молот упал на голову жертвы со звуком, похожим на звук лопнувшей скорлупы.
– Ру, прими в жертву наших заблудших детей, покусившихся на твоих птенцов. Прими эту плоть и кровь во искупление грехов отцов наших и наших грехов, – Ирг громко пропел молитву на анге.
Затем блеснувшим кинжалом он перерезал жертве горло и стал наполнять хлынувшей кровью большую чашу. Пока чаша наполнялась, хор адептов Ру сменил монотонную молитву призыва на торжественную песнь жертвоприношения. Ирг с полной чашей крови подошел к хороводу уродов и, сделав глоток, передал ее по кругу. Каждый делал глоток, передавал другому и громко, обращаясь к небу, призывал Ру. Тошнота подступила к горлу Квентина, он согнулся пополам, и его вырвало.
Тем временем очередную жертву уже волокли к жертвенному столу. Квентин в бессилии сжал кулаки. Только бы среди этих людей не было Таны. Он стал, крадучись, продвигаться вокруг этого стоунхеджа, пристально вглядываясь в лица обреченных людей. «Только бы среди них не было Таны, – думал он. – Лишь бы они не схватили ее». Злость на собственное бессилие разрывала его на части. Ему хотелось ворваться в адский круг и крушить направо и налево этих отвратительных тварей, потерявших человеческий облик, пока не умрет последний из них. Злоба душила его, а слезы застилали глаза. То, что он видел перед собой, было настолько чудовищно и неправдоподобно, что просто не могло быть в действительности.
Люди не могли так обращаться с людьми. Здесь не было Конаха, не было того, кого он привык считать олицетворением зла, но семена зла прочно укоренились в душах этих измененных созданий. Он не знал, можно ли еще считать их людьми, как это делали Дира и Тана. Наверное, нет. Это был продукт Изменения. Изменения, за которым скрывалось нечто невероятно злое, что породило Конаха. Голова шла кругом и соображала плохо. Нужно было что-то делать. Он шел по кругу, пристально всматриваясь в полные слез и отчаяния лица людей, привязанных к плитам. Глаза некоторых из них были затуманены безумием, что ж, по крайней мере, они избегнут мучительного ожидания смерти.
Обдирая колени и ладони о колючки кустов и сучки деревьев, Квентин продолжал обход этого лобного места. Если он увидит Тану, ничего не удержит его. Он ворвется в круг и будет крушить направо и налево.
Ирг перешел к следующему этапу этого жуткого представления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178